Человек может протухнуть, как яйцо: по скорлупе и не заметишь, что содержимое испорчено.
Джумет. Чашу ветра я изопьюК концу дня некогда похожая на склеп библиотека была полна жизни и света. Десятки солдат прочесывали каждый проход, полку и закуток в поисках дальнейших откровений. Эксперты по боеприпасам искали мины-ловушки и извлекли примитивную бомбу, оставленную ходами, чтобы уничтожить доказательства своей работы. Пыльные газовые канделябры очистили и вновь зажгли, фотографа «Грезы» и его драгоценное оборудование опустили вниз под громкие нервные крики, а самые яркие умы кольцевого удела призвали для изучения двух досок.
Констебли осмотрели секретный лагерь в поисках улик и через несколько часов объявили, что шесть ходов жили и работали в библиотеке уже год, а может быть, и дольше. Судя по следам ног и оставшейся одежде, все они были не выше пяти футов ростом. Личности ходов все еще оставались неустановленными, но появились намеки относительно того, чем занимался каждый из них. У их спальных мест лежали стопки книг, посвященные определенным темам. Исходя из этого, констебли полагали, что двое были инженерами-механиками, двое – физиками, один – биологом, еще один – химиком. Нескольких бывших мальчишек из Фалд доставили к генералу, который их и допросил. Ребята быстро признались в контрабанде провизии в обмен на эротические книги и анатомические исследования, которые раньше стояли на полках библиотеки. Фалды узнали об этих непристойных экземплярах благодаря слухам, точный источник которых не могли вспомнить.
Эдит и Джорджина помогали, насколько позволял Эйгенграу. Сходство между схемой и блуждающими двигателями Сфинкса, ремонтировавшими Башню, не ускользнуло от внимания генерала, и он не был уверен, предполагает ли это открытие заговор между ходами и Сфинксом или восстание против загадочного изобретателя. Эдит напомнила генералу, что именно она обнаружила след, ведущий в библиотеку. Если она заговорщица, то она также должна быть идиоткой и саботажницей. В конце концов Эдит убедила Эйгенграу предоставить ей фотографию чертежей, чтобы поделиться ими со Сфинксом. Эйгенграу согласился доставить снимки утром.
К тому времени, как они с Хейст выбрались из ямы, наступил вечер. Понимая, что обе голодны, блюстительницы покинули пустой Колизей под хор птичьих криков, подобающих весеннему саду. Площадь была забита портшезами и детьми на ходулях, которые продавали газеты, букеты и маленькие фляжки с ежевичным бренди. Они вернулись в порт, где пушки «оловянных солдатиков» поникли, а флаги гавани были приспущены в честь покойного комиссара Паунда. Дань уважения показалась Эдит фальшивой, но, похоже, покойник уже наслаждался возрождением своей популярности. Заголовки вечерних газет, которые выкрикивали на улицах, называли судьбу Паунда «трагической и несчастливой» и намекали на сложное наследие. Хейст приписала колебание общественных настроений безвременной кончине его дочери.
– Единственное, что Пеллы любят больше, чем козла отпущения, – это хорошенький труп, – сказала она.
Теперь «Арарат» временно находился под командованием кронпринца Пипина Ле Мезурье, который в густеющих сумерках наблюдал за пополнением корабельных запасов. Принц, чей силуэт напоминал тыкву, отсалютовал им над заливом открытого воздуха. Помахав в ответ, Хейст сказала:
– Вижу, Пипин наводит порядок в гнезде. Он хочет передать комиссарский пост своему сыну Франциску. Я думаю, что король отдаст его герцогу Вильгельму Пеллу, но поглядим.
– А кого бы ты предпочла?
– Я скорее дам обезьяне заряженный пистолет, чем пугач кому-нибудь из них.
Они пересекли трап, и Эдит взялась за тяжелую ручку стальной двери. Прежде чем открыть люк корабля, она обратилась к Хейст через плечо:
– Байрон немного чувствителен к своей внешности. Я знаю, что ты давно его не видела, но была бы очень признательна, если бы ты не пялилась на него.
Хейст заверила, что не станет, и Эдит с радостью впустила ее на борт.
Байрон встретил их в коридоре. На нем был красный костюм, который казался чем-то средним между военной формой и сюртуком дворецкого. От недавних усилий олень слегка запыхался, но выглядел вполне счастливым. На вытянутой ладони он держал серебряный поднос с двумя бокалами бурлящего шампанского. Эдит обрадовалась, увидев, что он все еще носит пистолет под одеждой.
– Блюстительница Хейст, как я рад вас видеть, – сказал Байрон, склонив голову.
Джорджина с обаятельной улыбкой поклонилась в ответ и приняла предложенный бокал.
– Байрон, я тоже рада тебя видеть. Я не совсем помню нашу последнюю встречу, но виню в этом скорее потерю крови, чем слабое впечатление. – Она отпила шампанское и оглядела сияющий коридор – лампы, стекло, полировка. Интересно, пришло в голову Эдит, что же гостья обо всем этом думает, о странном переходе от стального корпуса снаружи к матовому стеклу кают внутри? – Вы содержите корабль в чистоте, – сказала Хейст.
– Он повсюду ходит за мной с совком для мусора, – сказала Эдит с улыбкой и, взяв свой бокал, осушила его одним глотком.
– Вот почему здесь так чисто, – сказал Байрон, а затем, заметив помятое состояние капитана, добавил, слегка нахмурившись: – Длинный день, сэр?
– И насыщенный событиями. Я так рада, что вернулась домой. – Она стянула с себя шинель.
