Книга Поправка-22 - Джозеф Хеллер

Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145

— Что за свалка? — рявкнул водитель.

— У него припадок эпилепсии, — объяснил полицейским один из спасателей. — Мы не даем ему изувечиться.

— Он, стало быть, под арестом, — заключил полицейский.

— А что нам с ним теперь делать?

— Держите его под арестом, пока не опомнится! — гаркнул в ответ полицейский и, сипло расхохотавшись над своей шуткой, стремительно укатил.

Йоссариан вспомнил, что у него нет отпускного свидетельства, и, решив больше не задерживаться у этой слишком заметной группы, пошел дальше, навстречу смутным голосам, доносящимся из пасмурной тьмы. Широкий, затянутый серой сеткой мороси проспект освещали через каждые полквартала укрепленные на низких столбах фонари, вокруг которых клубилось жутковато сизое марево, слепо глохнущее в пелене бурого тумана. Откуда-то сверху, из окна, до Йоссариана донесся испуганно молящий женский голос: «Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не надо!» Хмурая молодая женщина в черном плаще и с пышной черной шевелюрой вынырнула ему навстречу из темноты и прошла, не подняв головы, мимо. Впереди, у здания министерства внутренних дел, пьяный молодой солдат притиснул пьяную молодую женщину к одной из коринфских колонн, а трое его пьяных товарищей по оружию сидели чуть ниже на широких ступенях с бутылками вина между ног. «Пжалшта, не надо, — уговаривала солдата молодая женщина. — Пжалшта, не надо, мне пора домой». Йоссариан посмотрел на них, и один из сидящих солдат, злобно выругавшись, запустил в него сверху бутылкой. Бутылка упала довольно далеко и с коротким приглушенным звоном разбилась об асфальт. Не меняя темпа и не вынимая рук из карманов, Йоссариан продолжал неспешно и вяло шагать вперед. «Подожди, курочка, — раздался сзади голос пьяного солдата, — теперь моя очередь». «Пжалшта, не надо, — просила его женщина. — Пжалшта, не надо». На следующем углу Йоссариан вдруг услышал звук лопаты, сгребающей снег, — этот совершенно невозможный здесь звук донесся до него из простроченной плотной моросью тьмы, в которой тонула узкая кривая улица, выходящая на проспект. Ритмично размеренный, будто в такт затрудненному от работы дыханию, скрежет металла об асфальт напугал его своей неуместностью до мурашливой дрожи; он торопливо пересек темную боковую улицу и быстро шел вперед, пока навязчивый, знакомый с детства металлический скрежет не заглох в отдалении у него за спиной. Теперь он наконец понял, куда попал: если идти не сворачивая, вперед, проспект вскоре выведет его к бездействующему фонтану в маленьком сквере; а потом, миновав еще семь домов, он доберется до офицерской квартиры. Внезапно ночную черную тишину взрезали пронзительные нечеловеческие вопли. Йоссариан подошел к перекрестку; фонарь на углу не горел, и контуры домов казались призрачно размытыми. На другой стороне поперечной улицы какой-то человек избивал дубиной собаку, мгновенно напомнив Йоссариану крестьянина из сна Раскольникова, зверски избивавшего кнутом свою лошадь. Йоссариан безнадежно силился ничего не видеть и не слышать. Собака, прижавшись к асфальту, пронзительно скулила, то бессмысленно дергая веревку, то обессиленно извиваясь под ударами, и ни разу не попыталась огрызнуться, но человек все бил, и бил, и бил ее по спине своей массивной, овального сечения дубиной. Вокруг стояла небольшая толпа зрителей. Приземистая женщина сделала шаг вперед и попросила его, чтобы он, пожалуйста, перестал. «Иди-ка ты…» — грубо рявкнул он, подымая дубину выше обычного, как бы с угрозой ударить женщину, которая униженно, без всякого протеста отступила в толпу. Йоссариан почти побежал, чтобы скорее оказаться подальше. Слякотная ночь полнилась нескончаемым ужасом, и Йоссариан подумал, что может себе представить, с каким чувством ходил по земле Христос, ощущая горестное отчаяние психиатра среди буйнопомешанных или тоскливое смятение человека, который предожидает кровавое злодеяние, уготованное ему людьми, а его водят по тюрьме для особо жестоких злодеев. Что за чудесное отдохновение должен он был испытать, встретив безобидного прокаженного! Еще через квартал Йоссариан увидел, как взрослый мужчина избивает худого мальчонку под взглядами других взрослых людей, явно не желающих вмешиваться. Йоссариан отпрянул, как если бы он столкнулся со смутно знакомым кошмаром. Ему почудилось, что он уже видел эту страшную сцену. Déjà vu? Зловещее совпадение потрясло его и напугало. То же самое он видел на предыдущем перекрестке, хотя здесь вроде бы все было иное. Во что превратился мир? Выйдет ли сейчас из толпы приземистая женщина с просьбой к мужчине, чтобы он, пожалуйста, перестал? Подымет ли тот руку, будто собираясь ударить и ее? Никто не пошевелился. Мальчонка монотонно скулил. Мужчина гулко бил его открытой ладонью по голове, и мальчонка падал, а он рывком подымал его и бил снова. Зрители угрюмо ежились, но ни один из них, похоже, не считал, что за истязаемого, почти потерявшего сознание мальчонку надо вступиться. На вид ему было не больше девяти лет. Какая-то женщина безмолвно всхлипывала, уткнувшись лицом в грязное посудное полотенце. У чахлого, давно не стриженного мальчонки текла из обоих ушей ярко-красная кровь. Йоссариана замутило, и, чтобы избавиться от этого жуткого зрелища, он поспешно пересек бесконечный проспект, вступил на тротуар и обнаружил у себя под ногами человеческие зубы, лежащие в лужицах слегка загустевшей крови, которую рябили, словно проворные остренькие пальцы, капли мелкого, но частого дождя. Осколки резцов и клыков, ослепительно белые на мокром черном асфальте, устрашающе захрустели. Йоссариан в ужасе отскочил, обошел на цыпочках эту отвратительную россыпь и, подняв голову, увидел в подъезде темного дома плачущего солдата с прижатым к лицу платком, которого поддерживали под руки два других солдата, нетерпеливо поджидая машину военной «Скорой помощи», проехавшую, однако, мимо и остановившуюся кварталом дальше, где несколько полицейских окружили одного штатского итальянца. Полицейские с пистолетами, дубинками и наручниками тесно сгрудились вокруг безоружного человека, который прижимал к груди пачку книг и, отчаянно сопротивляясь, истошно кричал. Глаза у него лихорадочно блестели, веки с длинными ресницами беспорядочно хлопали, будто крылья летучей мыши, а мучнисто-белое, оттененное черными волосами лицо кривилось гримасой безнадежного страха, но дюжие полицейские, не обращая внимания на его вопли, привычно схватили его за руки и за ноги и подняли вверх. Книги беспорядочной грудой ссыпались на мокрый асфальт. «Помоги-и-и-и-ите!» — захлебываясь в собственном вопле, надрывался итальянец, пока полицейские, распахнув задние дверцы, деловито запихивали его в «Скорую помощь».

«Помогите! Полиция! Помогите!» — выкрикнул последний раз итальянец, а потом дверцы захлопнулись, и машина с воем умчалась. Вопль окруженного полицейскими человека, взывающего к полиции о помощи, звучал смехотворно, однако отнюдь не смешно. У криво усмехнувшегося было Йоссариана пополз по хребту тревожный холодок, когда он вдруг осознал, что нелепый зов на помощь звучал весьма двусмысленно и предназначался, вполне вероятно, вовсе не полицейским с пистолетами, дубинками и наручниками, а героически предостерегал из могилы тех, кому следовало опасаться полиции, — если, правда, увезенный итальянец не просил помощи у другой, дружественной ему банды полицейских с пистолетами, дубинками и наручниками. Короче, крик: «Помогите! Полиция! Помогите!» — мог быть предупреждением об опасности, и Йоссариан, сочтя за благо понять его именно так, решил потихоньку скрыться. Он сошел с тротуара и едва не наступил на ногу массивной женщине лет сорока, которая двигалась ему наперерез, воровато и шкодливо оглядываясь на ковылявшую вслед за ней старуху лет под восемьдесят с толстыми, много раз обмотанными бинтом лодыжками. Сомневаться не приходилось — сорокалетняя удирала от восьмидесятилетней, и удирала весьма успешно: когда старуха подошла к краю тротуара, та была уже на середине широкого проспекта. Злорадная, глумливо опасливая и подлая ухмылка змеилась по ее губам. Йоссариан знал, что ему не составило бы труда помочь старухе: стоило ей горестно вскрикнуть, оповестить его о своей беде, и он в два прыжка настиг бы убегающую женщину, чтобы задержать ее до прибытия очередной банды полицейских. Но старуха проковыляла мимо со страдальчески злобным ворчанием, даже не заметив его, и вскоре сорокалетнюю скрыла сырая темень, а ее преследовательница беспомощно и одиноко остановилась, не понимая, в какую сторону ей идти. Йоссариан отвернулся и поспешил прочь, презирая себя за то, что не помог несчастной старухе. Теперь он сам воровато и шкодливо оглядывался, убегая от своего стыда и опасаясь, что старуха пустится за ним вдогонку, а поэтому благословляя пронизанную колючей моросью и почти непроглядную ночную тьму с бандой драных туч над крышами домов. Банды, повсюду банды, весь мир задавлен всевластием банд. Банды с дубинками подмяли под себя решительно все.

Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145