— Обязательно. Хоть я и не уверен, что для вас это так важно. Вы заступились за меня, когда я в этом нуждался. — Он пожал мою руку, прежде чем отпустить. — Я сделаю все, что в моих силах, леди. Лорды могут прислушаться к моим словам в вашу защиту…
А могут и не прислушаться. Но его непривычно почтительное обращение едва не довело меня до слез.
— Среди ваших друзей есть люди очень странные, любовь моя, — заметил Виндзор, когда Уикхем удалился. — Этот человек, хоть он и священник, влюблен в вас. Помилуй его Боже!
— Глупости! Я приложила руку к его удалению от двора.
— И помогли ему помириться с Эдуардом. Вы слишком строго судите себя. — Он взял меня за руки, поцеловал в губы, в щеки. — Не забывайте, что я вам говорил, — прошептал он, целуя меня в висок.
Потом я осталась одна.
Без всякой суеты и помпы меня препроводили в залу. На этот раз для меня не приготовили стула — предстояло стоять в продолжение всего процесса. А Виндзору так и не удалось сдержать свое обещание: стража не впустила его в залу. Натолкнувшись на скрещенные алебарды, он не стал препираться. Могу представить, в какой ярости он бесцельно мерил шагами переднюю.
Я обвела взглядом присутствующих: знакомые лица и никогда прежде не встречавшиеся. Ожидает ли меня правосудие? Должно быть, нет.
«Держитесь спокойно. Уверенно. Не теряйте здравого смысла. Не позволяйте выудить у вас какие бы то ни было признания, которые потом можно будет использовать против вас. Где только возможно, говорите правду. Не забывайте о том, что Господь дал вам способность мыслить. И старайтесь не говорить, когда вас не спрашивают, а равно не говорить с неуместным высокомерием».
Виндзор давал мне советы, откровенные до грубости.
Но сейчас мне было очень одиноко. Даже сознание того, что он любит меня, не могло успокоить бешеного биения моего сердца.
— Мистрис Перрерс.
Я резко вскинула глаза. Председательствовать на процессе они назначили Генри Перси, графа Нортумберленда, маршала Англии. Одного из ближайших сподвижников Гонта. Мне это не понравилось. Очень сильно не понравилось, но я решила придерживаться своего первоначального решения и склонила голову.
— Да, милорд.
— Вас вызвали сюда, чтобы выслушать ваши ответы на обвинения самого серьезного характера. Это вам понятно?
Значит, вот как поставлено дело: строго по закону, строго официально и внешне беспристрастно. Обвинения мне до сих пор предъявлены не были.
— Да, милорд. Понятно.
— Нам требуется получить ответы на вопросы, касающиеся ваших поступков в прошлом. Против вас выдвинуты очень тяжкие обвинения.
— И каковы же они? — Вопреки моим желаниям, страх все рос.
— Мошенничество, мистрис. И государственная измена. Что вы на это скажете?
— Невиновна, — ответила я не задумываясь. — Ни в том, ни в другом. И я сомневаюсь в обоснованности любых показаний против меня.
— Это серьезные обвинения, мистрис. Быть может, вам нужно время, чтобы обдумать…
— Каким образом я совершала мошенничества? — Выпрямившись, как древко копья, я говорила твердым и громким голосом. — Я ни разу не прибегала к бесчестному обману или жульничеству ради того, чтобы извлечь выгоду для себя. Никогда не прибегала ни к каким измышлениям. Если вы сомневаетесь в законности моего владения королевскими поместьями, то они были даны мне королем Эдуардом по его собственной воле, в качестве дара, сделанного из щедрости и из его симпатии ко мне. — Пусть проглотят это заявление! — Те же, которые я приобрела на свое имя, были мною куплены открыто и вполне законно, через моего поверенного. Я искренне отвергаю обвинение в мошенничестве, милорды.
Дышала я ровно и медленно, хотя это стоило мне немалых усилий, голос звучал твердо и властно. Какими доказательствами они могут располагать?
— Но по вопросу измены, мистрис…
— Измены? В каком же это случае я нарушила свою присягу хранить верность моему королю? — Здесь я чувствовала себя уверенно. Даже это почтеннейшее собрание не сможет отыскать никаких доказательств того, что я ставила короля под угрозу. — Я призываю вас предъявить какие-либо доказательства того, что я представляла опасность для здоровья короля или же для благополучия государства. — Быть может, это было неразумно, однако страх вынудил меня изложить свою позицию открыто и резко. Я обвела изучающим взглядом обращенные ко мне лица. Одни из них смотрели мне в глаза, другие спешили отвести взоры. — Так что же, милорды? Где доказательства моей вины?
Лорды заерзали на своих скамьях, зашептались. Граф Генри перекладывал документы.
— Нам нужно посовещаться, мистрис. Не соблаговолите ли подождать в передней?
Я удалилась величавой походкой.
— Что там происходит? — Виндзор тут же подбежал ко мне и усадил на скамью, где совсем недавно сидел Уикхем.
— Совещаются.
— О чем, Боже правый? Вы же там и пяти минут еще не пробыли!
— Даже не знаю. — Сидеть я была не в силах и стала шагать от стены к стене.
— Как я понимаю, что-то пошло не так?
— Там все не так. Мне предъявили обвинения, но отказались представить какие бы то ни было доказательства моей вины. Как это понимать? Если у них нет доказательств, то зачем же они меня вызвали? Мне страшно, Вилл. Я боюсь, а чего — и сама не знаю.
— Мне хотелось бы быть там, с вами. — Он встал со скамьи и зашагал рядом со мной.
— В этом я не сомневаюсь. — Я оперлась на его руку. — Но думаю, толку от этого все равно не будет. Сам архангел Гавриил — и тот не сумел бы помешать лордам перегрызть мне горло.
Через полчаса меня снова позвали в залу.
— Мистрис Перрерс, — начал с самодовольным видом граф Генри. — Лорды обсудили имеющиеся против вас улики. Вы оказали умышленное и дерзостное неповиновение постановлениям Доброго парламента.
Как это понимать? Они предъявляют совсем другие обвинения? Вдруг разом позабыли о мошенничестве и измене, если не считать изменой неповиновение парламенту. Тут я сообразила, что лорды с самого начала понимали: эти обвинения им подкрепить нечем. Но чего они добиваются теперь? Я почувствовала, что земля уходит у меня из-под ног. По спине, как предчувствие грозящей мне опасности, пробежали холодные мурашки. Мне очень хотелось, чтобы сейчас рядом был сильный Виндзор, но за себя мне придется сражаться самой.
— Каким же это постановлениям? — спросила я с неподдельным изумлением. Разве я не выполнила постановление парламента до последней буквы? Они же не собираются снова поднимать вопрос о колдовстве? Желудок стал подниматься к горлу.
— Те постановления, кои отлучали вас от особы короля и запрещали вам проживать вблизи местопребывания королевского двора…
Да разве я не выполнила эти постановления до последней буквы?
