Тангейзер гадал, сумеет ли вернуть себе Бурака — после того, естественно, как позаботится о безопасности женщин, — он предполагал, что дело потребует некоторой беготни, приличной порции опиума и, возможно, нескольких убийств.
Когда завершилась предварительная бомбардировка, дым и пыль рассеялись и в стене Эль-Борго обнаружилась гигантская брешь: часть равелина приблизительно в сорок футов шириной обрушилась в ров, заваленный покойниками. Знамена султана колыхались над всей равниной Гранд-Терре, татарские наемники адмирала Пиали, в сверкающих желтых мундирах и головных уборах, выпустили из своих луков свистящий дождь стрел и бросились сами на аркебузиров Религии. Десятки их были перерезаны на пропитанных кровью глиняных подступах к стене. Те же, кому удалось подняться наверх, были ввергнуты в настоящий ад, поскольку их встречали греческим огнем и булькающими горшками со свиным жиром, непрерывным потоком несущимися к пролому в стене с кронверков. Пока азебы подтаскивали лестницы в надежде подняться на бастион Кастилии, багровый клин пеших сипахов двинулся вперед, вслед за желтым потоком татар.
На вершинах холмов новые и новые батальоны — словно Пиали умел извлекать их прямо из воздуха — переваливали через гребни, чтобы присоединиться к драке. Высокие белые бурки янычаров рассыпались по равнине, словно гигантские белые лилии. Дервиши топтались в нетерпении, размахивали сверкающими клинками и выкрикивали: «Горе неверным, когда настанет тот день, что был им обещан!» Айялары, одурманенные коноплей, срывали с себя одежду, громко прося Аллаха даровать полагающуюся им по праву порцию крови.
На христианском бастионе, сильнее других выступающем вперед, семьдесят пятый раб из осажденного города болтался под виселицей Провансальских ворот над местом трагедии, словно бескрылая синеязыкая гарпия, направленная силами тьмы наблюдать, что принесет этот день.
Пока Эль-Борго сражался за жизнь, в трех сотнях ярдов слева от Пиали, отделенный от него началом Галерного пролива, Мустафа-паша обрушился на крепость Святого Михаила. Красная орда сипахов высоко вознесла свои штурмовые лестницы среди полыхающего безумия огненных обручей и горшков с греческим огнем. Вонь от горящих волос и сала достигала ноздрей Тангейзера, пробиваясь через и без того густые миазмы, исходившие от гниющих покойников; с этих последних поднимались бесчисленные радужные столбы жужжащих синих и зеленых мух. Казалось немыслимым, что гази вообще могут остаться в живых после такого демонического приема, однако же они оставались и, пока минуты ползли и складывались в часы, продолжали карабкаться по телам изжаренных и изрубленных, поднимались на закопченные дочерна стены, ввинчивались в амбразуры, шли врукопашную высоко над руинами Бормулы.
Словно желая лично возвестить о гибели Лизолы, сам Мустафа появился среди разоренной долины во главе своей гвардии. Мушкетные пули оставляли пыльные заплатки на обожженной солнцем земле рядом с ним. Он их презирал. Страусовые перья колыхались в его невероятном белом тюрбане, его жемчужно-серый конь был покрыт золотой попоной, алые штандарты с конскими хвостами поднимались по сторонам от него — флаги Темучина[97]и Тимура Хромого,[98]великих истребителей народов, не поднимались так высоко. Вместе с гвардией паши на поле появилась дюжина ортов солаков, элитного подразделения янычаров, в сопровождении своих отцов-дервишей. Они были в бронзовых шлемах и одежде охристого цвета. Мустафа ездил вдоль рядов янычаров, распаляя их гордость, воодушевляя их стихами пророка, утешая их души обещаниями тенистого пальмового рая и подогревая их алчность обещанием наград и возможности помародерствовать. Они с Ла Валлеттом два сапога пара, подумал Тангейзер. Обоим по семьдесят лет, но каждый до сих пор сходит с ума от запаха крови. Солаки выстроились для атаки, и горло его сжалось, потому что он почувствовал, как бьются их сердца. Если сипахи смогут подняться на стены Сент-Микаэля — а они смогут, — то львы ислама вообще сровняют их с землей.
Затем чудовищный шум — мстительные торжествующие крики, смешанные с криками отчаяния, — поднялся над проломом в стене Эль-Борго, и Тангейзер заставил лошадь пройти назад вдоль хребта, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Головные отряды Пиали прорвались через зияющую брешь и рванулись беспорядочной толпой в свободное пространство за ней. И там они натолкнулись на непроницаемый камень не замеченной раньше внутренней стены — новой второй стены, которую Тангейзер сам предложил выстроить, и, сооружая ее, Ла Валлетт сотнями гробил рабов. Вместо того чтобы оказаться в городе, воины Пиали оказались заключенными в «коридоре смерти», между этой новой стеной и напирающим сзади алым клином гази, жаждущим славы.
Бойня была продумана идеально. В каждом конце получившегося коридора располагались амбразуры и бойницы, из которых стреляли картечью пушки, пропахивая кровавые борозды в толпе. Сверху стреляли в беспорядке аркебузиры и лучники, мальтийские женщины, разбившись на пары, опрокидывали котлы кипящего жира и швыряли куски каменной кладки, а команды метателей огня кидали свои смертоносные снаряды — все это вместе обращало в кровавое месиво смертных, безумно завывающих внизу.
Загнанные в капкан люди метались туда и сюда, словно стадо перепуганных коров, осажденных стаей хищников, и, как только они сообразили, что их единственный путь к спасению — в бегстве, толпа судорожно рванулась к пролому; тогда в новой стене со скрежетом открылись ворота, и угрюмые отряды рыцарей вырвались оттуда, кроша своих жертв на куски мечами и топорами. Когда горы окровавленных трупов уже доходили до пояса, а в сумевших выбраться обратно на равнину Гранд-Терре стреляли в спину на бегу, рыцари подняли свое оружие к небесам и восславили Бога.
Эль-Борго устоял. Во всяком случае, сегодня.
Тангейзер поехал обратно посмотреть, как продвигается битва за форт Святого Михаила. Громко вопящие колонны солаки поднимали штурмовые лестницы и уже успели водрузить свое знамя со звездой и полумесяцем рядом с крестом. Рыцари и мальтийцы дрались за каждый дюйм, но вряд ли они могли рассчитывать на немедленное подкрепление из Эль-Борго; если учесть, что резервы Мустафы были почти неисчерпаемы, будущее форта, кажется, в самом деле было печально. Если Святой Михаил падет, Эль-Борго последует за ним через неделю. Мустафа установит на Лизоле осадную батарею, вдребезги разнесет незащищенный фланг крепости с расстояния в несколько сотен футов, пересечет Галерный пролив на своих баркасах, засыпая крепость огнем со стороны Гранд-Терре.
Тангейзер слишком плохо знал имеющиеся на острове обходные пути, во всяком случае на этой стороне, чтобы рискнуть отправиться в Эль-Борго с наступлением темноты, не знал он и расположения турецких позиций на востоке. Ему необходим кто-нибудь из мальтийцев, лазутчиков Религии, чтобы пробраться туда. Такие лазутчики знали каждый клочок, каждый холмик разоренной равнины, они носили сообщения от Ла Валлетта в Мдину и обратно. Насколько было известно Тангейзеру, ни один из гонцов великого магистра не был схвачен. Мдина находится в четырех милях отсюда. Если он хочет вернуться в Эль-Борго, начинать следует с Мдины.
