– Почему?… – один короткий вопрос. Один быстрый выдох. Но в нем было все.
– Ты как думаешь, Волчица? – один короткий, быстрый, злой ответ. И в нем тоже было все.
– Ответь…
– А что ответил бы твой Волк?! Что ответил бы твой Вожак, великий и ужасный, могучий Белый Волк, который таскался за тобой как собачонка?!! – он бросал фразы сквозь сжатые зубы, выплевывал их, глядя прямо перед собой стеклянными глазами. – Таскался по пятам, прыгал у твоих ног и вилял хвостом, высунув язык от восторга, если удавалось ткнуться носом в твою руку. Ненавижу тебя!!! – рыкнул он так, что я отпрянула. А потом тихо, едва слышно сказал: – Потому что сам хожу за тобой тенью, готовой валяться в ногах у последней шавки за возможность просто быть с тобой. За то, чтобы дать тебе выход из лабиринта, в котором тебя могли сожрать. За то, чтобы сейчас ты осталась жива. Такой же слепой идиот. С той лишь разницей, что ты была – его. Ненавижу!…
Он говорил, тихо, горько, а руки его, словно и не замечая слов, обнимали все сильнее, прижимали к груди, судорожно, резко, будто боялись, что сейчас я исчезну. А я лежала в кольце этих рук и чувствовала, как исчезает звенящая пустота в душе. Как уходит куда-то боль. Как комок из горечи и глухой тоски распадается, растворяется, исчезает.
И губы, горячо, торопливо, почти украдкой, но нежно-горько целующие. В мокрые от дождя щеки, веки, губы, нос, и снова в губы… И мои губы, открывающиеся навстречу, и целующие точно также торопливо, нежно, украдкой от богов. Пальцы, скользящие по шее, гладким щекам, зарывающиеся в волосы. И разум, вдруг рыбкой скользнувший в чужой, не встретив никак заслонов.
И слова вдруг перестали быть нужными. И из его глаз вдруг ушла копившаяся месяцами боль и злоба, а из поцелуев – осенне-горький привкус. И мне вдруг – вдруг захотелось жить. Все случилось разом, и именно вдруг. И все потому, что мы – быть может за все века, что знакомы – рассмотрели друг друга и себя самих до конца. И поверили тому, что увидели.
И любовь Волка, которая проходила – теперь уже проходила – мимо меня, не задевая. И пустота в моей душе от того, что посчитала тебя по ту сторону баррикад. И все мелкие мысли и мыслишки, в которых сама себе не признавалась, и которые все это время вопили – ты мне нужен. И то, что камнем лежало у тебя на душе, саднило и рвало сердце в кровь. Это была любовь, страстная, безрассудная, не ведающая рассуждений. Эта была ревность, жгучая, едкая, с сотней ядовитых жал, заставляющая терять всякий разум. И наш давний, такой странный разговор… Твое желание оградить меня, дать в руки ключ, за который уплачено столько… Блаженная прохлада моей ладони на лбу, ее одуряющий запах, безумное желание прижать к себе и целовать, целовать, целовать… попытку что-то говорить, врать, оправдываться, когда забываешь слова только от возможности взглянуть в глаза, коснуться руки, когда тонкие пальцы так близко и возможность дотронуться до них губами заслоняет весь свет. И то, как ходил за мной следом, прикрывая спину, потому что просто не мог иначе. И то… Как час назад стоял на коленях перед четверокрылым ястребком, умоляя вмешаться, открыть портал сюда, потому что знал, что я умираю…
Я ткнулась ему в шею, как слепой котенок. Хотелось рыдать. Просто от счастья. Ян, любимый, за что ж мне столько… Но не зарыдала. Просто потерлась щекой, коснулась губами еще не до конца зажившего шрама от моей же глупой руки и тихо шепнула:
– Прости… – и за рану эту, и за несправедливость, и просто за то, что я такая… Дура.
– Прощаю. Все… – он грустно улыбнулся и поцеловал меня в макушку. Я посмотрела ему в глаза. Светлая-светлая, счастливая-счастливая грусть. Грусть. Грусть… Не бывает столько счастья. Боги завидуют тем, у кого его с избытком и отбирают все. И я чувствовала, как из глаз катятся слезы. Боги, боги, что же ты сделал…
Не заслужила… Дождь вдруг прекратился. И я почувствовала, что снаружи что-то происходит. Напряжение, гигантское напряжение, которое я не замечала только потому, что в душе мой носились бури. И настойчивое желание кого-то ко мне прорваться, и невероятное по силе возмущение энергетического поля, все нарастающее и нарастающее. Я бросила один короткий взгляд за зубцы. За то время, что я провалялась почти без сознания, волна выросла. И продвинулась. Один короткий взгляд… А сколько он захватил. И съежившегося последнего защитника Круга, и огромный столб пульсирующего воздуха, и волну, уже переползшую на балкон, и о боги, Рейн…которого тоже втянули в Круг. Я наконец опомнилась и вцепилась в уже ускользающий от меня контроль стихии. И вдруг в сознании зазвенело от ощущения опасности. Ко мне кто-то рвался, рвался так, что голову сжимала ноющая боль, но не мог пробиться. До меня донесся только смутный отголосок со значением – отпусти. Кого я должна отпустить? Что?… А потом в голову ворвался четкий, ровный, уверенный голос. Знакомый до боли.
Ты все еще служишь Закату? Я никогда не перестану ему служить. Ты клялась защищать Хранителя, любой ценой? Я давала клятву. Ты ее сдержишь? Я не имею права ее не сдержать. Зачем эти вопросы, Хронос? Что вы хотите от меня?
Молчание. Боги, боги… Ян сжал мою руку. Наши пальцы переплелись. Я чувствовала – что бы сейчас не бродило в Кругу, дело идет к завершению. Слишком близко к своему пику подошло напряжение. Поэтому я прикрыла глаза и сосредоточилась на контроле. Главное – удержать. Совсем немного осталось. Потерпи совсем чуть-чуть, пока все не завершиться и не разомкнется Круг… Совсем чуть-чуть…
Энергетические токи уже не просто подрагивали, они извивались бешеными петлями, и сияли так, что было больно глазам. Воздух пропитало не просто напряжение – раскаленная, взрывоопасная смесь, от которого волнами исходило дрожащее марево. Время потекло будто сквозь патоку, переходя не на минуты, а на удары сердца.
Удар…Удар… Медленные, глухие, растянутые толчки будто останавливающегося сердца. Один. Два. И тишина…
Мертвая, тяжелым занавесом рухнувшая тишина.
Я вцепилась в тонкие нити стихий. Только не выпускать. Держать-держать-держатьдержатьдержать…
И я держала. Держала один миг удушающей, дрожащей от напряжения тишины. Держала, глядя, как выпрямляется столб пульсирующего воздуха, взрываясь тысячью мерцающих осколков. Держала, когда над Кругом завертелся в сумасшедшей пляске гигантский вихрь. Держала, когда струйки зеленого пламени перекрестили воронку и слились в центре в широкое кольцо. Кольцо светлело, ширилось, теряло зеленый цвет, становясь молочным туманом и наплывало на края воронки. Я держала, когда туман заполонил ее всю и… сама материя, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей завертелась вокруг него. Я держала, когда воронка безжалостно начала затягивать в себя первых нелюдей. Нашли выход. Действительно нашли! Я держала… а стихия начала схлопываться вокруг.
Тихо, без звука. Ее всю, без остатка, затягивало в вихрь. Я рванулась прочь, слишком поздно поняв, ЧТО это. Рванулась, разбиваясь в кровь, выдираясь из сети, которую сама же сплела. Сети, которая теперь поймала меня саму. Я билась в ней, отчаянно, зло, безнадежно…
Я рвалась прочь от смерти, первый раз поняв, что хочу жить. Жить. Не ради долга, а просто – жить.
