Ульф Хаарский с интересом посмотрел на гонца, привезшего долгожданное письмо от владетеля Рекина. По виду это был нордлэндец с умными и хитрыми глазами. И все-таки Ульф сомневался — слишком неожиданно пришла помощь, на которую он уже, честно говоря, не рассчитывал. Почерк действительно был Лаудсвильского, да и слащавый стиль дорогого друга подделать довольно трудно. Однако непонятным было другое — что подвигло обычно осторожного владетеля на решительные действия?
— Что нового в Бурге?
— Король Рагнвальд вступил на престол, но половина владетелей отказались ему присягнуть.
— И в такой напряженный момент Рагнвальд решил помочь мне?
— Видимо, с расчетом, что ты тоже поможешь ему. Гонец был неглуп, да и Бург, судя по ответам, он знает очень хорошо, и все-таки сомнения остались. Скорее всего, Ульф просто устал — устал от бессонных ночей и бесконечных поражений. Половина его дружинников уже гниет в степях Сурана, а пять тысяч уцелевших ждут голодной смерти за стенами крепости. И никакого просвета впереди, если не считать этого письма. Ульф покосился на Хармида, но горданцу уже, похоже, было все равно, куда идти и за что сражаться. Решать придется самому Ульфу, и решать немедленно. Конечно, Лаудсвильский надеется на его помощь в борьбе с мятежными вассалами, а, значит, снова война, но война на своей земле.
— Благородный Рекин уверен в успехе?
— Владетели Ульвинский и Лаудсвильский будут ждать тебя на окраине березового колка следующей ночью, но если ты сочтешь, что встреча слишком опасна, можешь передать ответ со мной.
— Передай владетелям, что я буду на месте ровно в полночь.
Гонец молча поклонился и вышел, а Ульф остался со всеми своими мрачными мыслями и подозрениями. Предлагаемая встреча была рискованной, но ведь и положение его в этой проклятой крепости было безнадежным. Еще неделя голода, и его убьют свои же, так какой смысл рассуждать о риске.
Ночь выдалась на удивление светлой. Ульф оглянулся на своих спутников — лицо горданца Хармида больше напоминало лицо покойника, чем живого человека; Ивар держался бодрее, но и для него голодовка не прошла бесследно. Ульф не собирался поначалу брать сына на столь сомнительную встречу, но Ивар решительно запротестовал, и ярл махнул рукой. Уж если приведется умереть, так лучше умереть вместе, сражаясь плечом к плечу.
Местность вокруг Дейры казалась совершенно пустынной. Бес Ожский держал свое отребье вдали от стен и огненных арбалетов горданцев. Его лагерь находился южнее, на берегу реки Сны. Черный колдун был уверен в себе — в голой степи не спрячешься, а на отощавших конях далеко не ускачешь. Время от времени часть защитников Дейры, отчаявшихся и оголодавших, вырывалась за крепкие стены с надеждой если не убежать, то хотя бы поесть вдоволь. Их головы аккуратно поутру привозились под стены крепости и сбрасывались в ров под громкое улюлюканье степняков и унылые вздохи осажденных.
— Вот они! — Хармид, несмотря на безучастный вид, не меньше Ульфа жаждал встречи. Хаарский узнал владетеля Ульвинского по посадке и по чуть ссутулившимся широким плечам. Вторым владетелем, надо полагать, был Лаудсвильский — два алых плаща резко выделялись на темном фоне дружинников. Они не слишком таились, эти бравые нордлэндцы. Ульф поднял руку и помахал в воздухе. Владетели Ульвинский и Лаудсвильский отделились от группы всадников и поскакали на его зов.
— Наконец-то, — благородный Рекин смотрелся встревоженным, — честно говоря, мы уже потеряли надежду на встречу.
— Я удивлен, что вы так спокойно разъезжаете по Суранской степи. — Ульф подозрительно огляделся по сторонам.
— Просто нам удалось кое о чем договориться с Черным колдуном. Я писал тебе об этом в письме.
— И Черный колдун собирается сдержать слово? — с вызовом спросил Ивар.
Лаудсвильский с неудовольствием повернулся в сторону молодого человека и прищурил глаза, пытаясь разглядеть лицо говорившего.
— Мой сын, благородный Ивар, — представил разбитного молодца Ульф. — Ты должен нас понять, благородный Рекин, речь идет о наших головах.
Лаудсвильский вздохнул — с именем Ивара Хаарского у него были связаны не лучшие воспоминания, хотя этот рослый молодой человек не был ни в чем виноват.
— Мне трудно поверить, что Бес так просто и легко уступает нам дорогу.
— Он делает это не даром.
— И какую плату вы ему предложили?
— Все ваши обозы останутся в крепости. Уходить вам придется налегке.
— И это все?
— Если не считать четырех замков в Приграничье и земель, принадлежавших когда-то Башне.
— И Кеннет будет королем Приграничья?
— Да.
— Не слишком ли большая плата, Рекин? — В голосе Ульфа прорвалась ярость. — Ты отдал ему все Приграничье.
Владетель Лаудсвильский взорвался, даже губы у него мелко затряслись:
— Да, я отдал ему Приграничье, Ульф, и у меня хватает ума, чтобы это понять. А что прикажешь делать? У Черного колдуна сейчас под рукой до сорока тысяч разного сброда, еще столько же он при желании наберет на землях Храма без большого труда. Рагнвальд может противопоставить им только три тысячи дружинников да пять тысяч буржских ополченцев. Наших владетелей ты знаешь — разбегутся по замкам и будут выжидать. И ты хочешь, чтобы я затеял войну с Черным колдуном? Я не считаю, что четыре замка слишком большая плата за спасение страны.
— Ты пообещал ему Хаар?
— И Агмунд тоже.
— Добавив к ним еще и мою голову?
На миг Рекин смутился и вильнул глазами в сторону;
— За твою голову я возвращаю Черному колдуну его детей.
Ульф не поверил, но промолчал, а Рекин продолжал захлебываться в ничего не значащих словах:
— Мы компенсируем все твои потери, Ульф, я тебе это твердо обещаю. Ты нам нужен. Морские разбойники чувствуют себя полными хозяевами на побережье Вестлэнда, так кому, как не ярлу Хаарскому навести там порядок.
— Хорошо, мы выступаем на рассвете.
Ульф повернул коня и поскакал к крепости. Лаудсвильский долго смотрел ему вслед, а потом повернулся к Ульвинскому:
— Поверил?
— Вряд ли, — покачал головой благородный Фрэй. — Но выхода у него нет, да и у нас тоже.
Глава 8ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Утро выдалось жарким. Пять тысяч измученных голодом и жаждой людей толпились на небольшом пятачке, с надеждой и страхом поглядывая на запертые массивные ворота. Ульф окинул взглядом это жалкое подобие некогда грозного войска и тяжело вздохнул — выбора не было. Он не строил иллюзий относительно собственной судьбы. Или почти не строил. Где-то в глубине души все-таки теплилась надежда, что Рекин не продаст, а Бес сдержит слово. Он и сам смеялся над этой надеждой, но ему так легче было выводить своих людей в неизвестность, легче произносить роковые слова, быть может, последние в жизни. Протяжно взревели трубы, некогда наводившие ужас на врагов Храма, тяжелые ворота распахнулись, и первая сотня спешенных нордлэндцев двинулась плотным строем по загудевшему под их ногами мосту. Ульф пристально вглядывался в степь — со стен крепости, но никакого движения на несколько верст вокруг не заметил. Только на западе, у самого горизонта, можно было различить темное пятно. Но что это за пятно, определить было трудно — то ли рать Черного колдуна, то ли грозовая туча.
