– Ты загубил себе отличную юридическую карьеру, – подпер щеку рукой полковник. – Из тебя бы вышел адвокат на «пять с плюсом». Но с теперешней анкетой дорога в любой вуз тебе закрыта. И брату, спортсмену, отличнику, свинью подложил.
– В каком смысле? – спросил Олег, хотя внутри уже расцветал. – Его тоже в вуз не возьмут?
– Может, и возьмут. Но только в такой… технический какой-нибудь.
– А в Афганистан могут послать?
– В Афган не посылают! – взорвался Кердыев. – Туда едут только добровольцы! Но какой твоему брату Афган? Прадед – поп, на отца пишут на работе заявления об аморальном поведении, а младший брат – преступник! Попадет в армию – в лучшем случае доверят железную дорогу на БАМе строить!
– Йес! – арестант вскочил и победно вознес кулак. Тут же с улыбкою до ушей сел обратно.
– «Йес»? – недовольно переспросил хозяин кабинета. – Почему ты вдруг заговорил по-английски?
– Ну вы даете, – покачал головой Белый Лоб, – у вас тут повальная шпиономания и просто мания. «Зачем ездил на Кавказ, зачем говорил по-английски…» «Йес» – это молодежный сленг. Не просто «да», а выражение восторга, радость от события, так кричат, например, в спорте после финального свистка, когда твоя команда удержала победный счет. Ясно?
Рашин вдруг вынул белоснежный платок и отер лицо.
– Зачем ты ездил в Питер? – взвизгнул неугомонный Артур Алиевич.
– Зачем писатель Александр Грин после четырех классов гимназии сорвался в Одессу и поступил юнгой на судно? Драил палубу, работал, убирал, голодал, болел, терпел лишения, но стал матросом, и позже свой морской опыт в художественной форме изложил на страницах чудесных произведений «Алые паруса» и «Бегущая по волнам», которыми до сих пор зачитываются советские дети…
– Хватит Ваньку валять, – спокойно и твердо произнес Леонид Алексеевич. – Ты не производишь впечатления глупыша, который не понимает, что в двенадцать лет его не возьмут ни в мореходку, ни тем более на корабль.
– Кто-то говорил, что хочет на корабль? Я не Грин. Я просто хотел погулять по городу, увидеть море и почему-то – Ростральные колонны, о которых много читал.
Повисла долгая пауза. Вадим Русланович яростно что-то строчил в огромном блокноте, Алиевич ерзал на диване, то порываясь вскочить, то откидываясь всем телом на спинку, только охранники с начала разговора не изменили положения тел ни на сантиметр.
– Ла-адно-о, – растягивая слова, вдруг сказал Рашин. – Тогда о главном. Что ты имел ввиду, говоря о «десятках тысяч жизней пока еще советских людей»?
Олег вдохнул-выдохнул. Нет, конечно, не получится. Но попытаться – стоит…
– Я отдаю себе отчет, что договориться с КГБ невозможно. Более того, я все равно сообщу то, чего вы ждете. Но мне кажется – явилось бы справедливым: я спасаю жизни других, вы мне оставляете мою. Я готов просидеть в какой-либо вашей спецтюрьме за нападение на милиционеров и избиение сотрудника органов госбезопасности, но когда произойдет то, о чем я хочу предупредить, и вы поймете, что я оказался прав – думаю, честно было бы меня амнистировать и отпустить.
– Елки зеленые! – майор все-таки вскочил. – О чем это он хочет предупредить?
– Сядь! – рявкнул полковник. – Олег, продолжай.
– В 1986-м году, весной, точный месяц не знаю, произойдет крупнейшая техногенная катастрофа в истории человечества. К огромному несчастью, произойдет она на территории Украины. Возникнет пожар на одном из блоков Чернобыльской АЭС, и, как следствие – сильнейший выброс радиации. Множество районов станут непригодными для жизни, погибнет много людей.
– И? – нахмурился хозяин кабинета.
Олег опять выдохнул.
– В 1988-м году в армянском городе Спитак случится землетрясение. Его сила будет не до предела велика – семь баллов, но так как дома возводились с нарушением технических норм, попросту говоря, строители сперли цемент и двинули его налево, бетонные блоки зданий, скрепленные, по сути, песком, сложатся, как игральные карты. Погибнет двадцать пять тысяч человек.
– Почему мы тебе должны верить?! – закричал Кердыев.
– Зачем мне верить? – поднял брови Белый Лоб. – Я предупредил, а вы теперь доказывайте, что работаете для своего народа, а не для личных кармана и карьеры. Но подсказку, конечно, дам. В 1984-м году сборная Франции станет чемпионом Европы по футболу.
– С такой игрой, – неожиданно подал голос прежде немой Вадим Русланович, – какую французы показали летом в Испании, в этом не будет ничего удивительного.
– Конечно, – кивнул Олег. – Удивительно то, что Платини поставит рекорд на все времена – девять забитых мячей в течение одного финального турнира. Всего лишь за пять матчей. Причем один гол выйдет просто феноменальным: во время исполнения штрафного «стенка», как обычно, подпрыгнет, чтобы ее не перекинули, а хитрющий Платини пустит мяч низом, под ней. Кстати, в финале будет повержена именно Испания.
Опять повисла пауза. Вдруг полковник сильно ударил ладонью по столу, так, что пустой стакан из-под чаю подпрыгнул, звякнув серебряным подстаканником.
– Бред! Малыш, здесь взрослые люди собрались, а ты им головы забиваешь, чтобы уйти от ответственности! Тебя все равно ждет наказание за избиение милиционеров – условный срок с отсрочкой приговора! Как только достигнешь нужного возраста – отправишься в колонию для несовершеннолетних! А по нашему ведомству я хочу знать, где ты приобретал валюту, кто научил тебя каратэ, и кто подсказал тебе распространять клеветнические измышления о советском строе в своей школе! Кстати, не тот же самый человек, что учил каратэ? – и наклонившись к микрофону, щелкнул тумблером и проорал: – Чаю!
– О-о-о-о… – застонал Олег и взялся руками за голову.
– Думай, думай, не тороплю, – ухмыльнулся полковник. – Даю три минуты. Время пошло.
Белолобовым одолела тяжелейшая апатия. Надеемся, Леонид Алексеевич, что у вас в Чернобыле живет двоюродный брат, и вы на майские праздники 86-го поедете к нему погостить… Хотя таким козлам – никогда! ничего! не делается!
Часики тикали, Алиевич вращал глазами, Русланович все писал и писал. Ребята за спиной зашептались – чуткое ухо Олега уловило осторожный разговор.
– Ну! – посмотрев на часы, и напольные, и наручные, выкрикнул главный. – Пришли нужные мысли?
– А то! – поднял на него глаза арестант. – Мысли пришли обычные, спокойные, ленивые – о том, что жид Абрамка поручику Ильину лакированные сапоги испортил; о том, сколько он будет получать денег, когда станет ротным командиром, и что казначей хороший человек, даром что поляк.
Кердыев вскочил и замахнулся. У Вадима Руслановича мигом запотели очки.
– Не здесь! – зарычал Рашин. – Белолобов, у меня есть разрешение на применение к тебе всех способов дознания, вплоть до крайних – уж больно странный ты субъект.
– Крайних – это пытки?
