так умело и нагло всегда пользовались. Но их обвинения эсэров, что они своей пропагандой вызвали восстание в Ижевске, не имеют никаких оснований. Союз фронтовиков, который поднял восстание, далеко не насчитывал численности в 4000 человек, указанной Какуриным, и не имел никакой политической программы, а был организован исключительно для защиты прав вернувшихся с фронта солдат, бывших рабочих.
После успеха восстания вынырнули из подполья эсеры, члены Учредительного собрания, воспользовались отсутствием власти после уничтожения большевистского «совета» и, как убежденные «народо-правцы», никого не спрашивая, объявили себя высшей гражданской властью под названием «Прикамского Комитета Учредительного собрания». Как обычно у них практиковалось, они поспешили захватить казначейство и стали распоряжаться денежными средствами. Их появление и начавшаяся теперь, после восстания, эсеровская пропаганда были встречены большинством рабочих равнодушно.
Надо было вести упорную борьбу с большевиками, а не заниматься политикой и партийной болтовней. Но эсэры, по крайней мере более влиятельные из них, на первое место выставляют свои собственные партийные интересы и под маркой «Учредительного собрания» стараются прежде всего укрепить свою власть. Они начинают формировать свои собственные части — на первых порах роту «имени Учредительного собрания».
В эту роту не находилось добровольцев, и не было желающих занять должность командира роты. Тогда из самарского Комуча были командированы два эсера, Шмелев и Шеломенцев, привезшие деньги и начавшие агитацию за поступление в эту роту. Рота, наконец, была организована. Когда пришло время выступать на позицию, Шмелев поспешил в тыл. Шеломенцев, командуя ротой, долг свой выполнил и погиб в бою под Ижевском.
Если рабочие в большинстве относились безразлично к пропаганде и затеям эсеров, то и последние не доверяли ижевцам, и в особенности их командному составу. Этим объясняется поспешное бегство Евсеева и членов его комитета, удравших от вымышленной ими же самими опасности.
Последующие события, которые отстранили эсэров от всякого участия в налаживании государственного порядка и которые кончились передачей власти в руки адмирала Колчака, еще яснее подчеркивают, что ижевцы и воткинцы выбрали дорогу, по которой пошли все честные и действительно любящие свою родину русские люди. Они, за малым исключением упорных «партийцев», без оговорок признали власть адмирала Колчака. Они не пошли за партией, которая свои партийные интересы ставила всегда выше благополучия России и русского народа.
Бросив большевикам свой вызов на смертный бой, рабочие забыли, к каким партиям они принадлежали, забыли, кто были их политические единомышленники или противники, кто были их друзья или недруги, все они, как один, поднялись против красного гнета. Для них время слов, программных различий и других разногласий прошло, и, крепко спаянные в своем порыве, они упорно, самоотверженно бились с врагом. Считавшие себя эсерами не хотели выделяться из рядов других восставших рабочих и не пошли за своими незадачливыми главарями. Среди восставших против большевистского гнета были также принадлежавшие к партии большевиков. Эти большевики отказались поддерживать зверства и преступления своих однопартийцев.
В отличие от «большевиков», стоявших во главе кровавой власти, они называли себя «большевиками-мстителями», а своих врагов «комиссародержавцами». Все это, конечно, хорошо известно большевикам и их историкам. Также они отлично знают, что их притеснения и кровавые расправы с непокорными рабочими вызывали возмущение и озлобление и были настоящими причинами восстания.
Ижевец М. К. Данилов вспоминает, как в Ижевск, недели за три до восстания, прислали «всероссийского старосту» Калинина, который пробовал успокоить и задобрить рабочих, собравшихся в одной из обширных мастерских. Раздражение против него, как представителя ненавистной власти, было таково, что ему не дали говорить. Шум и угрозы встречали все его попытки начать свою речь. Он поспешил уехать из Ижевска, ничего не добившись, но самолично познакомившись с настоящим отношением рабочих к советской власти. Заметил, без сомнения, и единодушие, с которым все рабочие, как один, кипели гневом при его выступлении.
Этот гнев через три недели прорвался наружу и дорого обошелся советской власти. Долгий путь Гражданской войны с честью и славой был пройден ижевцами и воткинцами, дела которых отличались высокой доблестью и самопожертвованием. Никакая пропаганда никакой партии не могла повести ижевцев и воткинцев по пройденному ими пути. Это могла сделать только любовь к страдающей Родине. Это большевики знают, но не смеют об этом говорить.
* * *
Необходимо коснуться еще одного вопроса — почему восставшим заводам не была оказана достаточная помощь со стороны других антибольшевистских сил.
Незначительную помощь боевыми припасами восставшие получили от эскадры капитана 1-го ранга Федосьева. Пробравшийся в Самару шт. — капитан Куракин получил 10 000 снарядов и другое подкрепление материальных запасов, но не мог довезти их до Ижевска вследствие начавшихся наших неудач на Волге.
Сибирская армия, захватившая 25 июля Екатеринбург и накапливавшая там свои силы, имела больше возможностей помочь ижевцам и воткинцам. Собственно, это была бы не помощь, а использование сложившейся обстановки в собственных целях Сибирской армии — нанесения своему противнику, 3-й Красной армии, сильного удара, а при удаче — и уничтожения этой армии.
Вместо фронтального наступления на Пермь, Сибирской армии давался шанс захватить этот город скорее и с меньшими усилиями глубоким обходом через район восстания. Этим путем Сибирская армия не только захватывала Пермь, но решала более важную задачу — нанесения противнику поражения. 3-я Красная армия находилась в очень тяжелом положении, так как восставшие рабочие отрезали ее от соседей и угрожали ее тылу. К сожалению, во главе Сибирской армии находился неспособный на такие действия генерал Гайда.
Таковыми оказались печальные последствия — как для Ижевско-Воткинского восстания, так и для общего хода борьбы на Восточном фронте — назначение на важный пост командующего Сибирской армией совершенно неподготовленного для этого генерала Гайды.
Д. Федичкин[108]
Ижевское восстание в период с 8 августа по 20 октября 1918 года[109]
Ижевские заводы
Ижевские заводы — Оружейный и Сталелитейный — находились в Сарапульском уезде Вятской губернии. Они построены предками современных ижевских рабочих в 1760 году, в 45 верстах от судоходной реки Камы, притока Волги, среди обширнейших государственных лесов, на большом, 12 верст длиною, пруду, сделанном запрудою на реке Иже.
Заводы состояли в ведении Главного артиллерийского управления, владеют огромным богатым имуществом, хозяйством и, имея ряд собственных подъездных железнодорожных путей, связаны с общей сетью российских железных дорог магистралью Казань — Пермь.
Ижевский сталелитейный завод делает высшего качества сталь, которая идет на выделку винтовок в Ижевском оружейном заводе и еще в двух других российских государственных оружейных заводах — Тульском и Сестрорецком, куда сталь посылается в виде недоделанных частей винтовок и пулеметов. Кроме того, сталь
