– Кто она была? – спросила Лорен после секундного колебания.
– Ее фамилия Саммер, – честно ответил Джордино. – Она умерла пятнадцать лет назад в море у побережья Гавайских островов.
– Тихоокеанский вихрь. Я помню, Питт рассказывал мне о нем.
– Он чуть не погиб сам, пытаясь спасти ее, но все было напрасно. Она погибла.
– И он до сих пор помнит ее?
Джордино кивнул:
– Он никогда не говорит о ней, но, когда видит женщину, похожую на нее, у него появляется странный отсутствующий взгляд.
– Я тоже замечала, и не раз, – меланхолично заметила Лорен.
– Это не может продолжаться вечно, – возразил Джордино. – У всех нас есть свой образ утраченной любви, но надо же дать отдохнуть и образу.
Лорен никогда до сих пор не видела вечного скептика Джордино таким серьезным.
– И у тебя есть свой призрак? – спросила она недоверчиво.
Джордино поднял на нее глаза и улыбнулся.
– Однажды летом, когда мне было девятнадцать, я увидел девушку, ехавшую на велосипеде на острове Бальбоа в Южной Калифорнии. Она была одета в короткие белые шорты и свободную зеленую блузку, завязанную чуть выше талии. Волосы у нее были светлые, собранные в конский хвост. Загар цвета красного дерева. Не знаю, какие у нее глаза, но уверен – голубые. Такой вот воплощенный дух свободы и озорного юмора. Так вот, я до сих пор вспоминаю ее почти каждый день.
– И ты не попытался познакомиться с ней? – удивилась Лорен.
– Хочешь верь, хочешь нет, но в те дни я был очень застенчив. Почти месяц я каждый день ходил тем же маршрутом, но она больше не появилась. Верно, отдыхала там вместе с родителями и вернулась домой вскоре после нашей встречи.
– Печально, – сказала Лорен.
– Вот за это я не ручаюсь! – рассмеялся Джордино. – А ну как мы поженились бы, родили десятерых детей, а потом бы выяснилось, что терпеть не можем друг друга.
– Для меня Питт, как и твоя потерянная любовь. Иллюзия, которую я никогда не могу поймать.
– Он изменится, – успокоил ее Джордино, – все мужчины с возрастом меняются.
Лорен слабо улыбнулась и покачала головой.
– Только не такие, как Дирк. Они всегда будут искать спрятанные сокровища, решать загадки тысячелетий и бросать вызов неизвестному. Больше всего на свете им претит мысль о старости рядом с женой и детьми и смерти в доме престарелых.
61
В маленьком порту Сан-Фелипе царила праздничная атмосфера. Док был забит народом. Воздух сотрясли тысячи приветственных возгласов, едва патрульный корабль, обогнув мол, вошел в гавань.
– Ничего себе встреча! – сказал улыбающийся Мадерас, поворачиваясь к Питту.
Тот прищурился, стараясь разглядеть, что происходит на берегу:
– Какой-нибудь местный праздник?
– Это новость о вашем путешествии под землей собрала их сюда.
– Вы шутите? – спросил Питт с неподдельным удивлением.
– Нет, сеньор. Сообщение о вашем открытии подземной реки под пустыней сделало вас героем для каждого ранчеро и фермера отсюда до Аризоны. Убедитесь сами. – Он кивнул головой в сторону двух фургонов с телевизионным оборудованием. – Вы стали главной сенсацией дня.
– О боже, – простонал Питт. – Все, о чем я мечтал, это мягкая постель, из которой я не собирался вылезать дня три.
Физическое и моральное состояние Питта значительно улучшилось после того, как он получил по радио сообщение от адмирала Сэндекера, что Лорен, Руди и Ал живы и находятся на пути к выздоровлению. Сэндекер сообщил ему также о смерти Сайреса Сарасона от рук Билли Юма и аресте Золара и Оксли, вместе с сокровищами Уаскара схваченных Гаскиллом и Рэгсдейлом с помощью Генри и Микки Мур.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – философски заключил Питт.
Казалось, прошел час, а не несколько минут, пока “G-21” второй раз за этот день швартовался рядом с “Аламброй”. На пассажирской палубе парома был развернут огромный плакат, на котором еще не успела высохнуть краска: “ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ИЗ СТРАНЫ МЕРТВЫХ!”
На грузовой палубе парома уличный ансамбль мексиканских марьячес играл мелодию, которая показалась Питту знакомой. Он наклонился, пытаясь припомнить, где ее слышал. Поняв, в чем дело, он рассмеялся, но тут же согнулся от боли в груди, отдававшейся по всему телу.
“Этого следовало ожидать, – подумал он. – Приветственный подарок от Джордино”.
– Вы знаете, что они играют? – спросил Мадерас, удивленный поведением гостя.
– Узнаю мелодию, но не могу разобрать слов, – ответил Питт, – они поют по-испански.
– “Miralos andando”, – повторил сбитый с толку Мадерас. – Что это означает? “Приди к плотине”?
– “К набережной”, – догадался Питт. – Первые слова песни “Приди на набережную”.
Пока трубачи, гитары и семь глоток ансамбля выводили местную вариацию мелодии “Ожидание Роберта Э. Ли”, Лорен стояла на палубе парома среди толпы людей и неистово махала рукой Питту. Она видела, как он искал ее глазами, и, когда нашел, радостно помахал рукой в ответ.
От ее взгляда не ускользнули перебинтованные голова и грудь и висевшая на перевязи рука.
В чужих шортах и рубашке для гольфа он резко выделялся среди одетых в форму членов команды мексиканского корабля. Он выглядел именно так, как и должен был выглядеть настоящий мужчина, прошедший через ад и чистилище. Но Лорен знала, что Питт всегда был мастером скрывать истощение и боль.
Питт заметил адмирала Сэндекера рядом с инвалидной коляской Джордино. Гордо Падилья стоял в обнимку со своей женой Розой. Хесус, Гато и инженер, чье имя он так и не смог запомнить, приветствовали его поднятыми в воздух бутылками.
Наконец трап был спущен, и Питт обменялся прощальными рукопожатиями с Мадерас ом и Идальго.
– Благодарю вас, джентльмены, и передайте от меня особую благодарность вашему корабельному врачу. Он прекрасно поработал, залатав мои пробоины.
– Это мы должны благодарить вас, сеньор Питт, – серьезно сказал Идальго – Мои родители владеют небольшой фермой неподалеку отсюда и ждут не дождутся, когда вода из вашей реки оросит их поля.
– Пожалуйста, сделайте мне одно одолжение, – попросил Питт.
– Разумеется, сеньор, если это в наших силах, – ответил Мадерас.
Питт улыбнулся:
– Не позволяйте никому называть эту проклятую реку моим именем.
Он повернулся и прошел на грузовую палубу парома, заполненную народом. Лорен бросилась ему навстречу, задержалась перед ним и осторожно обняла, стараясь не причинить ему боли. Его губы заметно дрожали, когда она поцеловала его.
Затем она откинулась назад и сказала сквозь слезы:
