указы, – подтверждая тем самым, что этот способ позволял ему избегать появления в повествовании рассказчика, того самого «голоса всеведущего автора», к которому Уайлдер питал отвращение.
Даже если Уайлдер и нарушил свое обещание, написав «Иды», то все равно проник в Дворец Прозы через заднюю дверь и обосновался там на особом месте, где ничто не стоит между текстом романа и читателем, кроме «настоящего действия». В любом случае, как это было с романом «Небо – моя обитель» десятилетием раньше, «Мартовские иды» не подтолкнули его к тому, чтобы писать авторскую прозу. Вместо этого он занялся «вспомогательной» деятельностью: преподаванием и изучением творчества других писателей – в частности, некоторых сторон американского характера, который обнаружился им в произведениях американских классических авторов. Он сделал это предметом своих лекций, которые читал в Германии в 1948 году, а позднее читал на эту темы лекции и публиковал статьи в журналах как участник Нортоновских чтений в Гарварде в 1950–1951 годах, продолжая выступать перед студентами в Штатах и за границей, прежде всего в Германии. И действительно до 1963 года не было никаких намеков на то, что он занимался прозой, пока Уайлдер сам не сообщил Изабел, что у него появилось новое «дитя», и это стало огромным сюрпризом.
Но впереди всех ждал другой огромный сюрприз – сроки, за которые Уайлдер успел завершить новую книгу. Раньше ему требовалось примерно полтора года чистого времени, иногда немного меньше, чтобы написать роман. (На «Мартовские иды», например, ушел год работы.) Учитывая свой послужной список и скорость, с которой работал в Дугласе, Уайлдер имел все основания сообщить племяннице в июле 1963 года: «Я почти закончил роман», – и своему театральному агенту в ноябре того же года: «Мой роман (о нем еще не объявлено) почти закончен вчерне».
Уверенно оседлав проект и страстно желая вернуться под сень зеленых деревьев, к журчащим ручьям и текущим рекам, он в конце ноября 1963 года навсегда покинул Дуглас. Ему в любом случае нужно было вернуться в цивилизацию, чтобы в Белом доме получить из рук президента Линдона Б. Джонсона медаль Свободы, которой его наградил Джон Ф. Кеннеди незадолго до своей смерти. Очень скоро из разговоров о книге, находившейся в работе, ушла метафора о родах и ребенке и ее заменили более общие слова. В июле 1965 года (прошел год, а роман был далек от завершения) Уайлдер писал своим близким друзьям из Нью-Хейвена: «Никогда мое предприятие так не затягивалось».
Что случилось с Уайлдером и его романом после отъезда из Дугласа? Если коротко, писатель вдруг понял: то, что ему хочется выразить, не уместится в формат таких романов, которые выходили из-под его пера раньше. В апреле 1964 года он прислал Изабел письмо из Вильфранша на юге Франции, где описал, как эта мысль пришла ему в голову: «Я был не прав, «идя в атаку» на мою книгу. Я ставил целью ужать ее привычным образом, но теперь вижу, что все эти жизненные истории и идеи, которые возникают вокруг них, требуют от меня дать им свободу – тогда это будет довольно толстая книга! – но без общих мест и лишних слов». Это был другой звоночек, предвещавший рекорд по объему новой книги: Уайлдер как раз в то время читал Толстого, Достоевского, Диккенса, которые в своих произведениях, как и автор[81] великой японской эпопеи «Гэндзи-моногатори», обходились с «жизненными историями» и «идеями» без всякого «ужатия».
Прослеживая зарубежные адреса, откуда Уайлдер отправлял письма, можно сказать, что он оставался верен своему убеждению, что места пребывания имеют значение для его писательского труда. Как это уже происходило с ним в течение почти сорока лет, писатель искал источники вдохновения (гостиничные номера) в Европе и на востоке США, в портах, обслуживавших трансатлантические рейсы с пароходами, которым он отдавал предпочтение (каюту с иллюминатором, пожалуйста!). Нижеперечисленные территории стали промежуточными остановками во время создания книги (1964–1966). Он посетил большинство из этих мест по меньшей мере дважды за этот период, а также четыре раза пересек Атлантику на кораблях четырех разных итальянских пароходных линий. В Европе он работал в Милане, Санкт-Морице, Рапалло, Ницце, Цюрихе, Генуе и Каннах, работал в Канаде и на прибрежном острове Кюрасао. В Соединенных Штатах это Лидо-Бич – Сарасота и Санкт-Петербург во Флориде; Стокбридж и Мартас-Виньярд в Массачусетсе, а Ньюпорт, Род-Айленд, и вовсе играл ключевую роль. По медицинским показаниям Уайлдер провел в своем доме в Хамдене по две долгих недели два лета подряд, хотя часто оставался на ночь в Нью-Хейвене, в отеле «Тафт» – местной достопримечательности; когда Изабел уезжала куда-нибудь, то у нее возникали сомнения, что брат не сможет прожить один в пустом доме.
Шестой роман Торнтона Уайлдера вошел 29 марта 1967 года во Дворец Прозы с парадного входа – реяли знамена, гремели оркестры. Роман, (435 страниц, 141 000 слов) был отмечен «Клубом лучшей книги месяца», последовало специальное «коробочное» издание ограниченным тиражом. Одновременно книга вышла и в Англии. В издательском мире уверенности нет ни в чем, но «День восьмой», который Уайлдер назвал своим первым «настоящим романом», должен был предсказуемо стать золотым, и стал таковым. Это был первый за двадцать лет роман, написанный автором пьесы «Наш городок», которую чуть ли не наизусть знали все американские школьники, и «Мост короля Людовика Святого», очень долгое время входивший в список литературы, обязательной для чтения.
В гламурных кругах слава Уайлдера засияла еще ярче, когда его имя стало ассоциироваться с новой национальной героиней, которая совала свой нос во все дела, Долли Галахер Леви, также известной под именем Кэрол Чаннинг из «Хеллоу, Долли!».
«День восьмой» ворвался в список бестселлеров газеты «Нью-Йорк таймс» на второй неделе после выхода в свет и оставался там следующие двадцать шесть недель, причем двадцать две из них занимал третью строчку. В 1968 году книга получила Национальную литературную премию. Такой взлет дал основу для благоприятного приема у широкой публики – последовало три переиздания в бумажной обложке в общей сложности в два миллиона экземпляров вплоть до 1992 года, когда книгу перестали тиражировать в США. Роман перевели в семнадцати странах, включая Германию, Финляндию, Италию, Эстонию, Грецию, Румынию, Корею, Испанию и Россию. То, что Голливуд пять раз начинал переговоры по поводу экранизации романа, дает основания предположить, что Коултаун, штат Иллинойс, созданный Уайлдером, в конце концов появится на экране, как это три раза произошло с «Мостом короля Людовика Святого».
Литературная молния редко ударяет в одного и того же автора дважды. Ни один из романов Уайлдера не достиг такой популярности и успеха
