Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
Его реплику проигнорировали. Юлиана не знала, плакать ей или смеяться. Внутри у нее коренилось чувство невероятной защищенности, глубокое осознание того, что ее любят, несмотря на все недостатки и безумные капризы. Любят и никогда не предадут.
Ее тревоги вышли на прогулку и навсегда забыли путь домой. Она потянулась, насколько это было возможно в объятиях родного кленового оборотня, и, аккуратно перевернувшись на другой бок, закинула руки ему за голову.
— Ты такой красивый, — сказала она и насмешливо закусила губу. — Даже в этой пугающей ипостаси.
— Наконец-то услышал от тебя хоть одно доброе слово! — усмехнулся тот. — Не находишь, что для вечной жизни их как-то маловато?
— Добрых слов маловато? Ну ты и привереда!
Дабы не нарушать их идиллию, Пересвет с Гедеоном в едином сплочённом порыве убрались от дивана подальше. Вернулась с дровами Марта, прибежали с высунутыми языками перепачканные Кекс и Пирог. Обормот вынырнул из-за угла и требовательно потерся о погнутую диванную ножку, как будто она задолжала ему корма.
— О! Уже цветочки, — саркастически прокомментировала Марта, взглянув на Киприана. Удивить ее чем-либо было практически невозможно. — А ягодки когда?
И, помедлив, добавила:
— Хорошо, что вы проснулись. Наша Пелагея не ровен час умом тронется. Столько всего за последнее время случилось. Вы хлебнули яда, меня похитили, а еще…
Она сняла кожух, уселась на покосившейся лавке и печально поведала историю о том, как на днях убежало молоко. Каша тоже вот-вот собиралась дать дёру, но Пелагея ее задержала и провела с ней нравоучительную беседу. Сделала, так сказать, внушение.
— Это вам не с котом разговаривать и даже не самой с собой, — вздохнула Марта. — Понимаете теперь, каковы масштабы бедствия?
Юлиана кивнула, но в положение не вошла. Ей ли не знать, что каждый в этом доме страдает разной степенью помешательства? У кого слабая, у кого средняя, а у кого запущенная.
— Вставай давай, — сказала она Киприану. — Хватит бока отлёживать. Пора бы разрядить здешнюю атмосферу. А то затхло как-то у вас.
Киприан не заставил себя уговаривать. Как скрипнет с непривычки да как сбросит листву вместе с цветками. Бороздчатая кора разглажена, волосы — рыжий огонь, корни втянуты. А Марта занята вопросом о смысле жизни: неужели смысл ее жизни состоит в том, чтобы вечно убирать?! Или куда прикажете деть весь этот органический мусор?
Ее размышления о вечности прервал оклик Юлианы.
— Где тут метла? Прибираться буду я. Наотдыхалась, надо бы и косточки поразмять.
Залихватски орудуя веником, она жизнерадостно распевала куплеты какой-то старой заунывной песни — да так, что дрожали стёкла и звенел хрусталь, запертый в недоступном для Обормота месте. Кекс и Пирог помогали на свой лад: они с воинственным лаем бросались на метлу, когда та оказывалась слишком близко.
— Эх, до-о-люшка горькая ты моя! — ничуть не стесняясь, горланила Юлиана. — Посреди степей сокол крылья сложил. Там, в глухом бурьяне, путник лежал. О-ой, кровушкой истекал!
Распахнув дверь, она выгребла листья Вековечного Клёна за порог и чуть не опрокинулась навзничь от неожиданного столкновения. Теряя перья, в нее с разгона врезалась горлица.
— Смотреть надо, уважаемая! — нараспев произнесла Юлиана и собралась прочесть горлице мораль. Но потом глянула на сиротливые небеса, на волглый туман, разлитый среди сосен, — и передумала. С такой скверной погодой ни птиц, ни людей лучше лишний раз не трогать.
Одно радовало: снег почти сошёл и, судя по высоте столбика на термометре, возвращаться не собирался.
Влетев в сени, горлица спикировала на половик и, прежде чем ее сцапал кот-потрошитель, превратилась в Пелагею.
— Ах, ну наконец-то! — вскричала она. — Я уже вся извелась. Гадала, когда ж вы проснётесь! — И, бесцеремонно оттолкнув кота ногой, с распростертыми объятиями двинулась на ничего не подозревающего Киприана.
Юлиана вклинилась между ними, когда расстояние сократилось до опасных величин. Бить взглядом на поражение она еще не разучилась.
— Да-да, — с холодком сказала она. — Проснулись. Подумаешь, великое дело! Лучше выкладывай, что у вас новенького.
Пелагея демонстративно обошла Киприана стороной (мол, на чужое не претендую) и принялась собирать со стола миски.
— Из новенького будет набор инструментов, который прислала тебе на новогодье лесная дева. А еще восстания. Хоть Мерды уже нет, народ всё равно чем-то недоволен.
— То есть как Мерды нет? — не поверила ушам Юлиана. — До сих пор, вон, была, исправно отравляла нам жизнь. А теперь взяла да сплыла? Я так не играю.
— Она это в шутку, — поспешил объяснить Киприан.
— Разумеется, в шутку! Как будто вы меня не знаете! — воскликнула та и с видом собственницы приблизилась к человеку-клёну, одарив его многозначительным томным взглядом из-под бровей.
Тем временем на кухне полным ходом шла игра в гляделки. Да не на жизнь, а на смерть. Гедеон и Пересвет примерзли к покосившимся лавкам с противоположных сторон стола и доедали позавчерашний ужин, сосредоточенно ворочая челюстями.
Молчание так загустело, что было слышно, как где-то глубоко в лесу вышедший из спячки барсук наводит порядок в норе.
А немые дуэлянты, безнаказанно вывалив локти на щербатую столешницу, гипнотизировали друг друга с затаённой враждой.
Впрочем, неподдельная неприязнь читалась лишь во взгляде Пересвета. Гедеон вражду имитировал, чтобы, чего доброго, не проиграть. Его спасение явилось в лице Пелагеи, которая принесла грязную посуду, чтобы сгрузить ее в раковину.
— О! — обрадовалась она. — Пересвет! Или, правильней сказать, Звездный Пилигрим? Какими судьбами? Обещал ведь, что ноги твоей здесь не будет.
Пересвет состроил кислую мину и сел вполоборота.
— Обещал. Да вот дельце появилось. Хочу поскорей книгу правды дописать, а материалов не хватает. Видел у тебя в библиотеке исторические хроники. Не одолжишь?
— Бери, конечно. И знаешь… — Пелагея задумчиво почесала подбородок. — Что-то в городе всё бунтуют да бунтуют. Может, пора заканчивать? — предложила она, уступая помощнице место у раковины. — Написал бы опровержение. Дескать, виновата бурная фантазия автора и к правде книга отношения не имеет. Заступились за меня разок — и хватит. Грандиоз ведь тоже человек. Ему сейчас, небось, не до смеха.
— Ну, нет! — хором возразили Марта с Пересветом. В их исполнении это прозвучало как приговор. Будто Грандиоз нелюдь, каких поискать. И заслуживает он худшей кары, какую только может изобрести извращенное воображение.
Марта была готова проголосовать за любую форму бунта, лишь бы эта разжиревшая державная бочка сполна расплатилась за свои злодеяния. А Пересвет подумал, что давно уже не защищает Пелагею. Книга правды — его личная месть за Рину.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
