Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
– Какие планы в отношении меня? – спросил Дорожкин Павлика. – Хотя бы на этот вечер? Мне пребывать здесь до упора? Или раньше можно уйти? Надо бы Фим Фимыча спросить насчет вещей. Алена, вы уже въехали в мою бывшую квартиру?
– Ты бы не дергался, – прищурила взгляд Алена. – И до тебя очередь дойдет. Не трепыхайся.
Дорожкин снова посмотрел на Павлика. Тот угрюмо глядел в собственную тарелку.
– А поговорить с Адольфычем получится? Может быть, найдет мне какую-нибудь работу? На кладбище я уже был. И мне там не понравилось.
– Друзья! – За дальним концом стола, где кроме семейства Перовых расположился и Адольфыч и расселись важные гости, поднялся Кашин. – Позвольте мне сказать пару слов, потому что скоро я сказать уже не смогу ничего, а буду тут лежать на стуле, как тот же Георгий Георгиевич, без всякой пользы…
Кашин начал бубнить что-то о родителях Леры, а Дорожкин огляделся по сторонам. Тюрин, книготорговец, Урнов и турок расположились недалеко от него, через пять мест по левую сторону стола. Напротив них теснились рядком персоны из администрации Адольфыча. Сразу за Павликом сидела Лариса из «Дома быта». К ней подсела и Галина. Маргариты видно не было.
Дорожкин посмотрел на Алену:
– Контроль был всеобъемлющим?
– Я бы сказала «направленным». – Она сбросила себе на тарелку чего-то изящно-розового с прожилками. – Дорожкин, ешь семгу. Ублажи хотя бы свои вкусовые рецепторы.
– Куда дели Женю? – спросил Дорожкин и прикрыл глаза ладонью – он с трудом сдерживал наполняющий их жар.
Павлик звякнул его тарелкой, убирая подальше нож и вилку.
– Туда, где ты ее не достанешь, – хмыкнула Алена. И тут же зло повернулась к матери: – Оставь меня в покое!
Мать замерла с окаменевшим лицом. Дорожкин полез в карман. Павлик снова напрягся.
– Глаза болят, – пожаловался Дорожкин. – Свет яркий. Нервы на пределе. Да и рожи ваши видеть не хочу.
– Чего ж тогда приперся? – засмеялась Алена. – Судьба дала тебе шанс, ловушка захлопнулась, но ты нашел дырочку, ускользнул. Зачем ты здесь? Неужели думал, что по тебе соскучились?
– Разве я мог не прийти? – спросил Дорожкин, протирая очки салфеткой. – Моя девушка в беде. Да еще и по моей вине.
– Твоя девушка? – удивилась Алена. – Она была твоей девушкой? Дорожкин! Да если бы она была твоей девушкой, ее бы загнали в паутину в тот же день, когда вычислили тебя!
– Не болтай, – прошелестел над ухом знакомый голос.
Дорожкин оглянулся. За спиной никого не было. Суетились с тележками официанты, в дальнем конце зала мелькнула фигура отца Василия. Так вот кто занимался фонограммой. Значит, все-таки клоуном… Дорожкин надел очки. Прищурился. Зал наполнила путаница серых ниток, шлангов и щупалец. Но среди них было множество и черных. Настолько черных, что некоторые фигуры гостей не проглядывали сквозь них, а некоторые почти сияли на их фоне. Дорожкин посмотрел поверх очков. Празднество только разгоралось.
– …так выпьем за все то, что я сейчас тут сказал! – закончил речь Кашин, и гости тут же зазвенели бокалами.
– Не пьешь? – прищурилась Алена. Черный хобот вставал над ее головой и нырял в серое сплетение под потолком зала.
– Хочу ощущать действительность в полноте, – отрезал Дорожкин.
На противоположном конце стола снова поднялся Адольфыч и продолжил славословить Валерию Перову. Снова загремели бокалы. В ушах продолжал пульсировать Двадцать первый концерт Моцарта. Дорожкин поморщился. Тому, что он видел перед собой, больше подошел бы какой-нибудь блатной шансон. Хотя именно эта музыка подчеркивала ужас, царивший вокруг. Как подчеркивал бы изящный накрахмаленный батистовый воротничок выползающую из него жилистую неопрятную шею какого-нибудь чудовища.
– Мы очень рады видеть здесь всех присутствующих. – Адольфыч поднял над головой бокал, постучав по нему вилкой. – Но должен вам сообщить, что не все гости успели к праздничному столу. Рад представить тем, кто незнаком с ним близко, одного из старожилов нашего города, неустанного охранителя его границ, моего помощника – Шепелева Владимира старшего!
Дорожкин обернулся назад. К столу медленной, какой-то скользящей, почти танцующей походкой двигался высокий и широкоплечий человек, которого и в самом деле можно было назвать красавцем, если бы не что-то звериное во всем его облике. Он неслышно отталкивался от пола и, переступая, ставил ногу на носок. И тело его переливалось при каждом шаге. И глаза его окидывали весь зал сразу, не упуская никого, пока не остановились на Дорожкине. И без того поджатые губы сомкнулись в твердую линию, взгляд сузился и больше не отрывался от бывшего инспектора, даже когда Шепелев прошел мимо и уже шел к месту, оставленному ему напротив Марфы. Та сидела, выпрямившись и уставившись перед собой неподвижным тяжелым взглядом.
– Ну и, конечно, блистательная Маргарита, хотя прости, дорогая, на нынешнем празднике королева не ты, – расплылся в улыбке Адольфыч.
Маргарита была одета скромно, но, что отметил Дорожкин, удобно. На ней были ботинки на низких каблуках, свободные, не в размер штанишки со множеством карманов и столь же свободный, но застегнутый под перехваченное темным платком горло блузон. На поясе виднелась привычная кобура.
– Дорожкин, опять начинаешь оглядывать женщину с ног? – фыркнула она, проходя мимо, и села рядом с Шепелевым, и Дорожкин понял, что его начальница, или бывшая начальница, смотрит за мужем Марфы. Да, неожиданно подумал Дорожкин, судя по фотографии, Вера Уланова и в самом деле была похожа на отца, но то, что было в ней и чего не было в Шепелеве-старшем, какая-то грустинка, оттенок печали или, наоборот, легкая улыбка в изгибе губ, удивительным образом делали ее лицо противоположностью лицу Шепелева.
– Так выпьем… – снова начал славословить именинницу, которая покатывалась со смеху, похлопывая по щеке раскрасневшегося Быкодорова, Адольфыч.
Дорожкин посмотрел на Нину Козлову. Она сидела возле обретенной дочери, опустив и руки, и плечи, согнувшись и полузакрыв глаза так, словно ее дочь так и не нашлась. Алена деловито расправлялась с салатом, с бужениной, подмигивала Павлику, с презрением и, может быть, некоторым недоумением косилась на Дорожкина.
– Все будет хорошо, Нина Сергеевна, – постарался успокоить ее Дорожкин. – Может быть, нелегко, но хорошо.
– А теперь! – Голос Адольфыча почти гремел над залом. – Теперь мы сделаем небольшой перерыв, чтобы дать возможность пообщаться, а через десять минут начнем первую партию развлечений во славу именинницы, а там уж будет горячее, и холодное, и опять горячее, и лучшие вина, и возможность каждому лично от себя что-то сказать имениннице.
Моцарт оборвался, и над залом зазвучал голос маленькой, неказистой, прекрасной женщины с грустными глазами и острыми локотками.
Allez, venez, Milord!
Vous asseoir a ma table,
Il fait si froid, dehors,
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
