– Ничего? – переспросил Хауден. В его голосе слышалось нескрываемое недоверие. – Совсем ничего?
Лидер оппозиции неторопливо проговорил, тщательно подбирая слова:
– Мне сегодня пришлось крепко пошевелить мозгами. Думается, мне следовало бы воспользоваться материалами, оставленными Харви. Если мои люди каким-то образом узнают, что я их утаил, они мне этого не простят.
"Что верно, то верно, – подумал Хауден, – найдется множество желающих уничтожить меня, не брезгуя никакими средствами”. В нем вдруг затеплилась надежда, а вдруг исполнение смертного приговора удастся оттянуть, на любых условиях, какие бы ни выдвинул сейчас Бонар Дейтц.
Дейтц почти шепотом произнес:
– Но как-то не представляю, чтобы я мог поступить таким образом. Не люблю копаться в грязи – сам замараешься так, что потом не отмоешься.
"Ну уж я бы не стал колебаться, – подумал Хауден. – Я бы на твоем месте не упустил такого случая”.
– Может быть, я и воспользовался бы тем, что попало мне в руки, если бы не одно обстоятельство. Понимаете, я и так вас одолею. – Бонар Дейтц помолчал, потом сказал со спокойной уверенностью:
– Парламент и народ никогда не примут союзного акта. Вы потерпите поражение, а я одержу победу.
– Так вы знаете?
– Уже несколько дней. – В первый раз за все время их разговора Бонар Дейтц усмехнулся. – У вашего друга из Белого дома тоже есть своя оппозиция. В Вашингтоне произошла кое-какая утечка информации. Ко мне прилетали два сенатора и конгрессмен. Они представляют тех, кому не нравится вся эта идея в целом или условия ее реализации. Наша беседа, должен вам сказать, была весьма подробной.
– Если мы не объединимся с Соединенными Штатами, для Канады это будет национальным самоубийством, полным уничтожением, – серьезно заметил Хауден.
– А по-моему, самоубийством для нас станет именно объединение, – спокойно возразил Дейтц. – В войнах мы участвовали и раньше. И я бы предпочел повоевать еще раз, но только в качестве независимого государства, а там будь что будет.
– Надеюсь, вы пересмотрите свою точку зрения, – сказал Хауден. – Подумайте, подумайте глубоко и серьезно…
– Уже думал. Свою политику мы определили. – Лидер оппозиции улыбнулся. – Вы уж меня простите, но свои аргументы я попридержу до дебатов и выборов. Вы ведь, конечно, собираетесь провести выборы?
– Да, – не стал уклоняться от ответа Хауден.
– Так я и предполагал.
Словно сговорившись, они одновременно поднялись на ноги. Хауден с некоторым смущением выдавил из себя:
– Думается, я должен поблагодарить вас за это, – он взглянул на стиснутый в руке конверт.
– Я бы предпочел, чтобы вы воздержались. Нам обоим будет неловко. – Бонар Дейтц протянул ему руку. – Вскоре нам предстоит стать воюющими сторонами, последуют взаимные оскорбления, это уж как водится. Хотелось бы думать, что в них не будет ничего личного.
Джеймс Хауден пожал протянутую руку.
– Ничего, – пообещал он, – обойдемся без этого. “Несмотря на всю свою изнеженность и хрупкость, – подумал Хауден, – Бонар Дейтц выглядит сегодня, как никогда, могучим и крепким”.
Глава 4Премьер-министр торопливо вошел в свой парламентский офис, держа в руках пачку бумаг.
Весь его неприступный вид выдавал непреклонную решимость.
В офисе его ждали Ричардсон, Милли, только что вошедшая Маргарет Хауден и Эллиот Прауз. Последний с тревогой и беспокойством поминутно поглядывал на часы.
– Время еще есть, – бросил ему Хауден, – правда, только-только.
Он обратился к Маргарет:
– Подожди меня в кабинете, дорогая. Когда она вышла из приемной, он нашел в своих бумагах обрывок телетайпной ленты, переданный ему Ричардсоном. Это было сообщение о вынесенном в Ванкувере приговоре: освобождение Анри Дюваля, выговор судьи Эдгару Крамеру. Хауден сумел прочитать его всего минуту назад, когда возвратился в зал палаты общин.
– Дело плохо, – начал было Ричардсон, – но мы еще можем спасти…
– Знаю, – перебил его Хауден. – Как раз это я и собираюсь сделать.
Он сознавал, что располагает теперь свободой действий, которой прежде был лишен. То, что случилось с Харви Уоррендером, безусловно, трагедия, но личной угрозы ему, Хаудену, больше не существует. Заявление Уоррендера об отставке, коряво написанное, но не утратившее от этого силы, было у него в руках.
Обращаясь к Ричардсону, премьер-министр распорядился:
– Подготовьте и распространите заявление для печати о том, что Дювалю будет немедленно выдана временная виза на въезд. Можете со ссылкой на меня указать, что мы не намерены оспаривать решение ванкуверского суда и не станем предпринимать дальнейших попыток его депортировать. Сообщите также, что по моей личной рекомендации кабинет рассмотрит вопрос о скорейшем предоставлении Дювалю в порядке исключения полного статуса иммигранта. Добавьте что-нибудь о неизменном уважении правительства к прерогативам судебной власти и к правам личности. Вам все ясно?
– Яснее не скажешь, – одобрительно заявил Ричардсон. – Вот теперь вы дело говорите.
– И вот еще что, – слова торопились, обгоняя одно другое, в голосе слышались приказные нотки. – По этому поводу прямо на меня ссылаться не надо, но я хочу, чтобы стало известно, что этот тип Крамер освобождается от своих обязанностей и отзывается в Оттаву, где в отношении него будут приняты дисциплинарные меры. Более того, если вам удастся заронить мысль о том, что этот самый Крамер с самого начала ввел правительство в заблуждение и не правильно информировал нас о деле Дюваля, будет еще лучше.
– Хорошо, – констатировал Ричардсон. – Просто отлично.
Резко повернувшись к помощнику, премьер-министр приказал:
– И проследите, чтобы это было исполнено. Позвоните заместителю министра и скажите, что я так распорядился. Можете добавить, что я считаю Крамера недостойным впредь занимать ответственный пост.
– Да, сэр, – ответил Прауз. Премьер-министр умолк, переводя дыхание.
– Взгляните на это, – вмешалась Милли. Не отходя от телефона, она передала Хаудену телеграмму, поступившую минуту назад от канадского верховного комиссара в Лондоне. Начиналась она словами: “Ее величество любезно изъявила согласие принять приглашение…"
Значит, королева посетит Канаду.
Это им поможет, сразу понял Хауден, и очень здорово поможет. Он быстро прикинул и заявил:
– Палате сообщу об этом завтра. Сегодня такая новость была бы преждевременной. А вот обнародованная завтра, на следующий день после заявления о союзном акте, она будет таить в себе намек на монаршее одобрение. К тому же завтра, даже если сообщения о союзном акте и достигнут Лондона, у Букингемского дворца уже не будет времени передумать…
