Двое работяг не без труда катили тележку с телом Бенлоу. С помощью горячей смолы Гаррик заново запаял крышку урны. Хорошо, что трещина проходила выше ручек, ими по-прежнему можно было пользоваться при переноске. Даже здесь, вдали от порта, сохранялось очень интенсивное движение на улицах. Теперь их окружали фешенебельные особняки на одну семью — район проживания состоятельных горожан. Стройные ряды домов, располагавшиеся не вплотную к проезжей части улицы, отгораживались высокой стеной и лужайкой или садом.
Гаррик не уставал удивляться, наблюдая, как всего пара лошадей или мулов тащила по мостовой тяжеленные повозки. Причина опять-таки заключалась в необычайной плоскости города и хорошем качестве дорог. Две лошади справлялись здесь с грузом, который у них дома тащило бы три-четыре пары быков.
По дороге от порта они пересекли три канала. Плоскодонные баржи медленно двигались по темной глади воды, их тащили на буксире группы лодочников, распевавших унылые песни для синхронизации движений. Баржи были гораздо больше, чем суда, которые видел Гаррик в Барке до прибытия королевской триремы.
— Моему отцу было абсолютно безразлично, что думают люди о его родном городе и острове, — пояснила Лиана, почти извиняясь. — Не знаю, почему для меня это так важно…
— Возможно, Бенлоу воспринимал себя как гражданина всех Островов? — предположил Гаррик. Это была его собственная мысль, не короля Каруса. Но она вряд ли возникла бы без его встреч во сне с правителем объединенных Островов. Вполне естественно происходить из Барки на Хафте и гордиться этим, но если ты постоянно кричал о своей гордости обитателю соседней деревни…
Здесь уже крылась неправильность. Это вело к появлению королей, правивших с мечом в руках и обращавшихся к своему мечу просто потому, что они не владели другой аргументацией.
Лиана посмотрела на юношу с легким удивлением. Он и сам должен был признать, что некоторые из его вопросов являлись необычными для жителя хафтской глубинки, пусть даже очень хорошо образованного. Гаррик ор-Райз теперь уже не чувствовал себя простым крестьянином, хотя, конечно, помнил о своем происхождении. Правильнее сказать: он всегда был и крестьянином тоже.
— Нет, — ответила девушка, — дело не в этом. Мой отец никогда не мыслил себя частью чего-то. Он путешествовал по всем Островам — а я подозреваю, и дальше, но это значило для него не больше, чем море для рыб, живущих в нем. Он находился внутри мира, не являясь его частью.
Взгляд ее сосредоточился на погребальной урне, которую катили впереди. Керамическая поверхность сверху была покрыта воском, для того чтобы защитить от влаги и перепадов температуры. Данная мера сослужила добрую службу еще до того, как Гаррик починил урну с помощью смолы.
Думается, Лиана не видела ни урны, ни даже человека, который имел несчастье умереть. У нее перед глазами был отец, певший ей чужеземные песни во времена ее детства. По щеке у нее сползла слеза, и девушка вытерла ее без всякого смущения.
— Честно говоря, подозреваю, что его ничего в этом мире не трогало, кроме моей матери, — задумчиво сказала она. — Он всегда был добр ко мне, Гаррик… Но думаю, лишь потому, что видел во мне материнские черты.
Юноша в растерянности откашлялся. Он, хоть убей, не мог придумать, что сказать.
По мере их движения улица расширялась. Налево и направо уходили переулочки, разделенные рядами стройных кипарисов с редкими вкраплениями круглых прудов. Гаррик попытался прикинуть стоимость подобных землевладений. Впервые он оценил преимущества мира власти и богатства, в котором выросла Лиана.
— Здесь даже городские улицы выглядят роскошными, — сказал он вслух.
Теноктрис посмотрела на юношу.
— Понадобилось больше трех столетий, чтоб подобный город вырос из болот, — сказала она. — Но если тьма снова вернется, болота отвоюют свои позиции за какие-нибудь несчастные три года.
Гаррик кивнул, сжимая медальон под туникой. Мимо быстро пронесся портшез.[74]Проворные носильщики, обутые в кожаные сандалии на толстой подошве, приговаривали «Хо!» всякий раз, как правая нога касалась тротуара. Внутри, под сенью лилового бархата, выпрямившись, сидела женщина. Юноше она показалась прекрасной статуей Госпожи, выполненной из слоновой кости, но согретой внутренней теплотой.
Дома в этой части города поражали своим великолепием. Каждый стоял на обширном участке земли, отгороженном стеной или чугунной решеткой.
Лиана очнулась от своих раздумий и окликнула рабочих с тележкой: один из них тянул, а другой толкал тележку сзади.
— Эй, послушайте! Здесь надо свернуть… вон на ту аллею.
Тот, что шел сзади, оглянулся через плечо. Оба слегка замедлили шаг, но продолжали идти мимо скрещения широких проспектов, от которого отходила улочка всего в двадцать футов шириной… бывшая, кстати сказать, пошире отдельных тупичков в современной Каркозе.
— Нет, госпожа, — отозвался один из рабочих, — вход для торговцев с другой стороны. Мы осуществляем доставку в этом районе.
— Мы ничем не торгуем, — резко ответила Лиана, на скулах у нее вспыхнули два красных пятна. — Сворачивайте, где вам велят, если не хотите остаться без платы.
Пожав плечами с обиженным видом, носильщики остановились, поменялись местами и пошли обратно по улице. Гаррик отметил, что у них существует заведенный порядок: один всегда шел спереди, другой — сзади.
— Пусть сама убедится, — не оглядываясь, пробормотал передний. Взгляд Лианы мог испепелить на месте.
Участок ограждала высокая остроконечная ограда, но сквозь ее прутья юноша мог разглядеть дом, чьи кирпичные стены от времени и непогоды приобрели ржаво-коричневый цвет. В узкие оконные переплеты были вставлены мелкие граненые пластинки — еще одно доказательство того, что дом построили в прошлом столетии, до того как стекольщики научились гранить крупные стекла.
Гаррик взглянул на девушку.
— Это… — кивнул он на дом, не закончив вопрос.
— Да, — ровным голосом ответила Лиана. — Здесь я родилась и жила до смерти матери.
Она обернулась к носильщикам:
— Остановитесь здесь.
— Разве это не?.. — спросил один мужчина. — Тут же гробница! А это что?
Указывая на тележку, он говорил все громче, с нарастающим гневом. Гаррик обнаружил: носильщики только сейчас поняли, что за груз они несли. Обычай хоронить в урнах, свойственный Каркозе, был незнаком как Хафту, так и Эрдину.
— Это груз, который вы сюда доставили, — произнесла Лиана, вынимая из сумочки бронзовый ключ замысловатой формы. — А благодаря тому, что вы сделали все без суеверного нытья, я собираюсь выдать вам удвоенную оплату. После того, как вы внесете его внутрь.
Носильщики переглянулись. Тот, что шел впереди, пожал плечами.
