Глава 30. Победители
Странник
Все вокруг сделалось серым. Косые полосы дождя хлестали залив. Ветер пригоршнями бросал в лицо холодные капли.
Максимов сидел на ступеньках, накинув на плечи старый бушлат. Курил, пряча сигарету в кулаке. Пальцы пахли табаком, пороховой гарью и ружейной смазкой. Войной. Привычный тревожный запах.
Максимов щурился, когда дождинки попадали в лицо. Потухшим взором смотрел на мокнущий под дождем дворик. Трупы уже собрали, затолкали в разбитую «Ниву». Странно, но «фольксваген» Максимова не зацепило, и теперь он радостно поблескивал черными боками.
Елисеев раскололся от страха, боль в простреленной ноге вполне можно было стерпеть. Но он торопливо выболтал все, что знал, стоило Максимову лишь раз ударить по ране.
Сейчас Максимов обдумывал услышанное и ждал, когда уляжется злость.
Сзади хлопнула дверь, заскрипели половицы. Дядя Миша присел на корточки рядом.
— Ты как, Максим? — тихо спросил он.
— Нормально. Угощайся.
Максимов положил на ступеньку пачку сигарет и зажигалку
Дядя Миша закурил. Достал из-за пазухи фотографию в рамке.
— Посмотри, парень. — Он наклонил снимок так, чтобы на него упал свет подслеповатой лампочки.
Фотография была старой, с желтыми разводами. Максимов с трудом разглядел десять мужских фигур на фоне разрушенной кирпичной стены. Все в военной форме времен Отечественной. У каждого полгруди в орденах и медалях. На лицах радостные улыбки. Победители.
— Это наша группа в Кенигсберге. Три дня как город взяли. Меня через день контузило. Решил саперам помочь, ну и подорвался. Девятое мая в госпитале встречал. Смотри, вот он я, гвардии старшина Нелюдов. Крабом ребята звали. — Дядя Миша стал водить по стеклу заскорузлым пальцем. — Это Якут. Не смотри, что худой. Он у нас двужильный был. Это Ворон. Угрюмый какой, да? А снайпер был от бога. Вот Барсук. А это… — Он задержался на фигуре офицера с тонкими чертами лица. — Командир наш, капитан Максимов. Позывной — «Испанец». Золотой мужик был!
Закон конспирации учит не доверять первому встречному. Максимов вполне мог промолчать или отделаться ничего не значащим комментарием. Но у войны свои законы. Если человек прикрыл тебя огнем, как ему не доверять?
— Это мой отец, — сказал Максим. Нелюдов похлопал его по плечу.
— Я утром, когда на Понарте тебя встретил, подумал — мерещится. Так на Испанца похож. А сейчас уверен. Такой же артист, как и батя. — Он вздохнул, протер капельки, упавшие на стекло. — Как он?
— Погиб, — коротко ответил Максимов. Дядя Миша поморщился, прикусил губу.
— Когда все кончишь, приходи. Ребят помянем. Твоих и моих. — Он убрал фотографию за пазуху. — Есть же, кого помянуть?
Максимов кивнул и глубоко затянулся сигаретой.
— Откуда у тебя оружие? — спросил он уже другим голосом.
— Так трофейное же! — усмехнулся дядя Миша. — Как мне этот козел удостоверение показал, я сразу смекнул: кончит он меня, чтобы свидетелей не оставлять. И побежал в сарайчик. Там у меня еще заначка есть. Хватит, чтобы «Ниву» на воздух поднять так, чтобы одни колеса остались. И хоронить никого не надо. Слышь, командир, это идея! Отгоню «Ниву» в дюны, там до сих пор из песка немецкие мины выходят. Подорву как в аптеке, ты не беспокойся. На трофейной мине, никто не придерется.
Максимов усмехнулся и покачал головой:
— Вот страна! Умелец на умельце.
— Но не оставлять же их посреди двора! — нахмурился дядя Миша. — Кабы знать хоть, кто такие. По виду вроде служивые.
Максимов бросил окурок в лужу.
