на юг, чтобы посетить какого-то специалиста, но не стал лезть не в свое дело, решив, что было бы невежливо поднимать вопрос о состоянии здоровья мужчины, каким бы оно ни было.
Когда вагон был поставлен перед погрузочным желобом, кондуктор направил лошадь мужчины вниз и к корыту. Это был отличный жеребец, угольно-черный и мускулистый. Он помог человеку перелезть через подпругу седла.
Проводник наклонил фуражку. "Думаю, эта лошадь быстро доставит вас туда, куда вам нужно".
"Я обязан вам за всю вашу помощь".
"Я получил хорошую компенсацию за свое время".
Мужчина посмотрел на массивную ветряную мельницу на краю станции, которая обеспечивала водой бесплодную почву и гнала галлоны за галлонами пар для паровоза.
Мужчина сказал: "Железные дороги много сделали для Техаса".
Проводник кивнул, доставая сигарету из серебряного кошелька.
"Вы поселенец?" — спросил кондуктор. "Кажется, эта земля с каждым днем пополняется фермерами. Может быть, однажды я перестану колесить по всей стране и найду себе прерию, где смогу обосноваться. Но я еще не нашел места, которое хотел бы назвать домом".
"Да", — сказал мужчина. "Когда-то я тоже так думал".
* * *
Он добрался до Одинокого Колокола рано утром следующего дня.
Здесь было гораздо теплее, чем в Хоупс-Хилле. Черт возьми, в Техасе всегда было тепло, но Рассел поплотнее натянул на себя пальто, чтобы скрыть свою мерзость и не дать костям трещать. Трудно было оставаться в тепле с полупрозрачной плотью.
Город ничем не отличался от того, который он покинул, но выглядел как-то блекло, как старая фотография сепия, такая же туманная, как и воспоминания, которые она пыталась сохранить. Он не останавливался, не желая быть замеченным. Он привлек несколько взглядов детей, недоумевающих, почему человек так плотно закутан, но проехал по мощеным улицам без происшествий, пока главная дорога не превратилась в грунтовую.
Маршал ехал по равнине, и техасское солнце вставало на безоблачном небе.
Идеальный день.
Он ехал по песчаной тропе, делая перерывы, чтобы понаблюдать за пронгорнами среди лысых кипарисов и дубов. Одинокий раскрашенный дрозд пролетел низко, давая ему возможность взглянуть на радугу своих перьев.
"Как хорошо быть дома".
Когда он дошел до низкой котловины, где стоял дуб, устремленный к небу, он посмотрел на восток, где стоял дом, который он построил все эти годы назад. Рубашки и желтое платье развевались на бельевой веревке. Когда он был готов покинуть дом, он продал его семье из пяти человек. Рассел надеялся, что они живут хорошо, что они там счастливее, чем он. Он надеялся, что Грейс Коулин тоже будет счастлива в своей жизни, что Делия Ван Вракен обретет покой, а Оскар Шиес научится жить со своим уродством. Это была долгая поездка в город, Шиес лежал на лошади, на которой приехал Киллиан О'Коннер, а Рассел и Грейс делили его лошадь. Но они вернулись живыми, или, по крайней мере, живыми на данный момент.
Он рысью погнал Фьюри к дереву, и там, в мертвой траве, лежала деревянная доска, все еще стоявшая прямо. Он сошел с нее и прочитал слова, которые вырезал на ней, используя тот же нож, которым когда-то вырезал их инициалы на дереве, когда они впервые начали ухаживать.
Здесь лежит Калдония Рассел, хорошая жена. Никогда не было более любимой. Пусть она покоится с миром.
Сняв шляпу, Рассел сел рядом с могилой жены и стал смотреть на облака, как когда-то. Он сидел так очень долго. Когда он попытался встать, то не смог сделать это самостоятельно, поэтому подозвал Фьюри, и конь опустил шею, чтобы Рассел смог подняться на ноги.
В старом доме был сарай, и у семьи были лошади и мул. Фьюри обязательно отправится туда, когда все закончится. Он был хорошим конем и заслуживал любящей семьи. Пусть он насладится этой жизнью для них обоих".
Маршал США Генри Рассел снова забрался в седло, потратив на это последние силы, и направил лошадь под дуб. Он взял веревку с рога седла, завязал узел и набросил петлю на ветку. Он завязал конец веревки в другой узел, чтобы закрепить ее на дереве, просунул голову в петлю и привел Фьюри в нужное положение. Он подумал, не произнести ли последнюю молитву, но на ум ничего не пришло. Ну и ладно. Все равно от нее было мало толку.
ГЛАВА LVI
СТИЛБРАНЧ БЫЛ СЕМЕЙНЫМ ГОРОДКОМ, мало чем отличавшимся от ее родного городка Коттонвуд, но его главная улица была гораздо оживленнее. На крыльцах салунов гуляли весельчаки, веселясь так, словно это был праздник. В каком-то смысле Делии тоже хотелось праздновать. До сих пор ей везло. Во время одинокой поездки по прерии ее путь пересек дуэт грабителей, выскочивших из кустов, чтобы напасть на нее. Они размахивали пистолетами, как мальчишки, играющие в догонялки, а уродливый из них облизывал свои гниющие зубы, оглядывая ее с ног до головы, ругаясь и брызгая слюной. Зная их намерения, Делия не чувствовала вины за их убийство и два дня утоляла свой голод кусками мужчин, которых везла в седельной сумке. Когда ее живот был полон человеческой плоти, ей было легче контролировать свои желания, но она еще не была вынуждена полностью превратиться. Но сегодня ночью притяжение Марса было еще сильнее, а скоро луна будет в зените.
Делия передернула плечами. Завтра ночью наступит ее первое полнолуние в качестве ликантропа. Она будет проливать невинную кровь, забирать невинные жизни. При мысли о том, что она потеряет сознание в состоянии оборотня, у нее пересохло во рту. Из всех ее неприятностей, ее первое превращение лежало на ее душе тяжелее всего. Она никогда не была любительницей выпить, но чувствовала, что ей не помешает крепкий напиток, хотя не это привело ее в танцевальный зал.
Она дала обещание, и ее слово было ее залогом.
Она привязала Белиала к сцепному столбу, и старый пьяница моргнул при виде странного на вид коня. Хотя мустанг уже привык к своему новому хозяину, он все еще выглядел дьявольским, хотя и не таким дьявольским, как существа, вырвавшиеся из темного измерения во время последней битвы, за которыми Делия будет продолжать
