этом руку девушки. Ладонь, до этого горевшая от ожога нестерпимой болью, заледенела от ласкового прикосновения Смерти. Имельда почувствовала, как в груди что-то сжалось, она с надеждой стала смотреть на лицо Мару. Дрогнут ли веки? Но Смерть исчезла, пройдя сквозь мужчину в землю.
— Стой! — она хотела остановить темную дымку, но схватила лишь рубашку, пропитавшуюся кровью. Сердце колотилось как бешеное, будто сейчас разорвется. Мару не подавал признаков жизни, и Имельда, обессилев, упала на него, сверху, обнимая в самый последний раз. Губами прижалась к еще теплым губам. Зажмурилась, пытаясь представить, что он живой, но оттолкнулась, вставая, кинулась назад к дороге, но навстречу ей шел водяной вал, торопясь стереть с лица земли те уродливые шрамы, что оставили после себя люди и маги.
Имельда бежала изо всех сил, глядя на дорогу, в голове билась мысль, что она в очередной раз не справилась, но бросить Митриша означало бы, что она еще и сдалась. А ведь так хотелось остаться там, рядом с Мару, лежать рядом с ним до последнего их мига.
Турцел вздрогнул, когда по земле прошла дрожь такой силы, что он едва не упал с тяжелой ношей. Ему пришлось все же припасть на колено и свалить Митриша в траву. Он почти добрался до вершины, когда плотина рухнула. Он обернулся, ища дикими глазами фигуру Имельды. Он надеялся увидеть, как она взбирается следом за ними, как и сказала. Он до последнего лелеял надежду на то, что она действительно успеет… Не успела. Внизу никого не было. Лишь бурный поток грязной воды утекал все дальше и дальше по каньону, поглощая все на своем пути.
Глава 16
Глаза не открывались. Она не могла понять причину. Веки просто отказывались подниматься. Она попыталась руками их поднять, но поняла, что руки тоже слушаются с трудом. Кое-как вытащив одну руку из плена чего-то вязкого и тяжелого, девушка соскребла с лица иловую корку и все же сумела приоткрыть глаза. Она лежала по пояс зарытая в грязи, которая уже подсохла сверху. Совсем рядом торчало грязное бревно. Как оно не прижало ее, стоило только гадать.
Имельда закашлялась, пытаясь дышать забитым грязью носом. Ее стошнило все тем же илом. Утопая ладонями в иле, девушка кое-как дотянулась до бревна и вытащила свои ноги из илового плена. Обувь осталась в нем. На большее ее не хватило, поэтому она рухнула на бревно, да так и осталась лежать.
Почему она выжила? За что ей это? До слуха донесся какой-то шум. Не то лай, не то вой. Вопреки своим самоуничижительным мыслям, осознав себя живой, девушка поняла, что умирать еще не готова. Она собрала волю в кулак и… замерла, прислушиваясь к себе. От удивления она даже села, хрустя засохшей грязью на одежде.
Она взглянула на свои руки и с удивлением поняла, что не чувствует ничего кроме физической боли. Она не ощущала смерть, она не ощущала жизнь. Она не чувствовала потоки энергии вокруг себя. Ничего! Только ветер, боль, голод… обычные человеческие ощущения.
«Я больше не маг?» — отстраненно как-то подумала, не веря. Шок был настолько сильным, что даже адекватной реакции не последовало. Лай приближался.
— Вижу! Вижу выжившего!
Имельда развернулась. Из леса к ней шли люди. И теперь она не могла понять, маги это или нет. Она хлопнула глазами. Она не слышит мыслей! Не чувствует чужих эмоций!
Она так и застыла, глядя, как к ней приближаются неизвестные. Из леса они вышли на берег с переломанным кустарником, заляпанным илом и разбитыми бревнами. Кое-как они добрались до девушки и помогли выбраться на твердую землю. Ее все пытались расспросить, как она себя чувствует, где ей больно, что помнит, но она молчала.
Она пыталась осознать, что она не обладает теперь ничем. Она обычная. Ее трогали по меньшей мере десяток людей, а она не почувствовала ни единой эманации, ни одной чужой мысли не отразилось в голове, ни одного лишнего ощущения и звука. Только ее личная всепоглощающая пустота в груди… Один на один со своей скорбью.
На ее лице застыла маска спокойного безразличия к собственной судьбе. Она не ответила ни на один вопрос, не среагировала ни на одно слово. Люди плюнули на это и решили, что девушка в шоке. Ей помогли на скорую руку умыть лицо и руки, чтобы перебинтовать раны и отправили на повозке в город.
О том, что ее в столице могут искать как преступницу, девушка даже не подумала. Возможно, она действительно впала в шок. И только мысль о Митрише не давала ускользнуть в забытье. Поэтому она смогла понять, что ее везут не в какие-то казематы, а в обычную больницу.
Ее отмыли, обработали все раны, промыли нос и желудок, глаза и уши. У нее было столько грязи на теле, что юные помощницы лекарей только успевали менять воду в ванне и тряпки. Когда все раны были обработаны, ее облачили в легкую пижаму и оставили в палате на четверых, но соседние койки были пустые.
Потянулось время… Она не могла уснуть, но и находиться в сознании тоже. Когда она отошла от шока, вполне осознав, что она теперь обычный человек, мысли стали в тягость. Воспоминания так и лезли в голову, спеша напомнить, что Мару мертв, а Митриш и Турцел неизвестно где. Все их надежды жить долго и счастливо вдали от этой страны и этого города разбились в прах, потонув в том бушующем потоке.
Радовало только то, что Эстрич наконец-то умер. Она сама лично убила его, отправив за грань. Она с радостью вспоминала хруст его грудной клетки и расширенные от удивления глаза. Он был красив даже в тот момент, но это не помешало ей остановить его сердце. Вот только должного облегчения его смерть все равно не принесла. Равно как и осознание того, что она осталась живая.
Она провела в больнице сутки и поняла, что ее охраняют. Она этому удивилась. С чего бы такая радость? А когда она попыталась выйти, ее мягко попросили вернуться обратно и даже не думать покинуть палату. Вот так спасение…
Хотя все встало на свои места буквально к вечеру следующего дня, когда
