Книга Проект «Аве Мария» - Энди Вейер

Я подскакиваю с табуретки, но понятия не имею, что делать дальше.

– Только без паники! – командую я сам себе. – Сначала думаем. Потом действуем.

Контейнер пока горячий. Значит, там еще много живых астрофагов. Я вовремя обнаружил беду. Что хорошо. Я не о контейнере – ему хана. Мне в жизни не отделить в нем таумебы от астрофагов. Дело в другом: как бы туда ни попали таумебы, это случилось совсем недавно, и до топлива они добраться не успели.

Да! Сейчас самое главное – не допустить попадания таумеб в топливные баки корабля. В прошлый раз они проникли сквозь многочисленные микроотверстия в бортовой системе. Видимо, таумебы просочились туда из обитаемого отсека, когда я занес их на борт. Топливная система почти нигде не соприкасается с обитаемым отсеком. Есть только один путь, каким они могли попасть в топливопровод, – через систему жизнеобеспечения.

Если в обитаемом отсеке становится прохладно, бортовая система нагревает воздух, пропуская его через спиральные трубки с астрофагами. Единственная дырочка в одной из трубок могла сыграть роковую роль. К счастью, большой запас раскаленных до 96 градусов астрофагов, который я держу в лаборатории, так согрел помещение, что пришлось даже включить кондиционер. Ага, теперь я знаю, что делать.

Мигом забираюсь в командный отсек. Вывожу на экран панель системы жизнеобеспечения и просматриваю лог-файлы[189]. Как я и думал, обогрев не включался больше месяца. Я полностью отключаю обогреватель. Компьютер показывает, что система обогрева отключена, но мне этого недостаточно.

Лезу в основной электрощиток. Он как раз под пилотским креслом. Нахожу тумблер системы обогрева и отключаю.

– Вот и хорошо, – довольно бормочу я.

Усаживаюсь в кресло и проверяю топливную панель. Баки вроде не пострадали. Температура в норме. Чтобы расплодиться и сожрать весь запас топлива целиком, таумебам много времени не надо – я это, черт возьми, проходил. Если бы топливо оказалось заражено, температура в баках упала бы.

Открываю управление двигателями вращения и выключаю их. Пол уходит у меня из-под ног: я снова в невесомости. Может, глушить двигатели и необязательно, но я хочу, чтобы топливо сейчас оставалось в полном покое. Если в топливопровод попали таумебы, пусть остаются там, а не разносятся по всему кораблю.

– Ладно, – морщу лоб я. – Ладно…

Я усиленно думаю. Откуда вылетели таумебы? Перед тем, как взять у Рокки хотя бы грамм астрофагов, я продезинфицировал каждый участок корабля азотом. Кроме колоний в мини-капсулах на жуках и в герметичных ксенонитовых камерах, таумеб на борту больше нет.

Стоп. Научные вопросы подождут. О причинах поразмышляю потом. А сейчас надо срочно решить инженерный вопрос. Очень не хватает Рокки! Впрочем, мне его все время не хватает.

– Азот! – говорю я сам себе.

Не знаю, как таумебы выбрались на свободу, но их нужно уничтожить. Таумебы-82,5 переносят 8,25 процента азота (может, чуть больше) при давлении в 0,02 атмосферы. Но точно не выживут при стопроцентном азоте при давлении в обитаемом отсеке в 0,33 атмосферы. Это в двести раз превышает смертельную дозу азота для таумеб.

Подплываю к электрощитку и вырубаю все, связанное с системой жизнеобеспечения. Тут же взвывает сирена и загораются красные лампочки. Лампочки я тоже отключаю. Общий сигнал тревоги продолжает противно орать, и я заглушаю его с помощью основной панели управления.

Ныряю в лабораторию и открываю шкаф с газовыми баллонами. У меня почти 10 кило газообразного азота в одном баллоне. И вновь своей жизнью я обязан выбранному Дюбуа способу самоубийства.

Я не помню все детали системы жизнеобеспечения, но там имеются ручные предохранительные клапаны. Бортовая система просто не допустит давления, превышающего 0,33 атмосферы. Если все остальное не сработает (а оно не сработает, ведь аварийные системы я отключил), избыточное давление будет стравлено в космос.

Выпустить азот и надеяться, что проблема как-нибудь рассосется? Ну уж нет! Я за радикальное решение. Сначала я избавлюсь от имеющегося кислорода. Мне здесь нужен стопроцентный азот. Я сделаю корабль настолько ядовитым для таумеб, что у них не останется ни единого шанса на выживание. Даже для тех, кто прячется где-нибудь под слоем вязкой слизи. Я хочу, чтобы азот добрался и туда. Азот повсюду! Повсюду!

Хватаю баллон с азотом и, оттолкнувшись от пола, плыву наверх, в командный отсек. Открываю внутренний люк шлюзовой камеры. Так быстро в «Орлан» я еще ни разу не влезал. Запускаю все системы скафандра, но самодиагностику пропускаю. Некогда.

Оставляю внутренний люк шлюзовой камеры открытым, а на внешнем поворачиваю аварийный клапан. Воздух из обитаемого отсека с шипением уходит за борт. Основная и резервная системы жизнеобеспечения отключены и не в силах восполнить потерю газа. Мне остается только ждать.

* * *

На то, чтобы избавиться от всего кислорода на борту, уходит неожиданно много времени. В фильмах, если в корпусе появляется крохотная брешь, все моментально погибают. Или какой-нибудь мускулистый герой затыкает пробоину собственным бицепсом. Но в реальной жизни воздух движется не так быстро.

Диаметр отверстия аварийного клапана шлюзового отсека – четыре сантиметра. Достаточно большая дыра в корабле, верно? Чтобы понизить давление до 10 процентов от начального значения, потребовалось целых двадцать минут. И теперь оно падает совсем медленно. Думаю, это логарифмическая функция. И посреди всей этой катастрофы стою я с баллоном в руках.