Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
– Но в телесном плане между вами было что-то? Что именно?
Маркус начал говорить, что нет, что отчасти было правдой, но потом вспомнил Уитби, запутался и понес невнятное.
– Тебе сейчас стыдно, да? – спросил Александр.
– Ему было стыдно, но это не важно.
– Важное часто представляется не важным, – ласково сказал Александр.
Он чувствовал непонятное раздражение против этого бледного мальчика. Он почему-то был уверен, что мальчишка сам заигрывал со злосчастным Симмонсом, который теперь терзается бесплодными угрызениями совести. Маркус, в свою очередь, почувствовал, что разговор приобретает подозрительное сходство с допросами Лукаса, когда тот с немецким акцентом допытывался, не экспериментирует ли Маркус со своим телом. Он сказал с необычной для него злостью:
– Это не про секс. Это не… Это другое. – Бледные глаза его наполнились слезами. Под тонкой кожей лица и шеи выступили алые пятна.
– Маркус, я знаю, что ты хочешь сказать. Тебя обманули, испачкали. Я вижу, ты что-то недоговариваешь, не можешь себя заставить…
– Но я не об этом.
– Конечно нет. Я тебе верю и насильно ничего вытягивать не хочу.
– Вы не понимаете.
– Как же я могу понять, если ты ничего не говоришь. Но я примерно представляю, что у вас было. Тебе теперь тяжело, стыдно, противно… Твой друг ведет себя странно…
– Я вообще не об этом. Я боюсь, что он что-то сделает.
– А что он может сделать?
Маркус растерялся. Он ничего не сумел объяснить Александру про Лукаса. Помолчав, он медленно начал:
– Он говорит, мы должны поехать в Поле тысячи курганов, на пустоши Флайингдейлс. Но мы там погибнем. Это будет конец.
По его лишенному выражения лицу сползли несколько длинных слез.
– Я не думаю, что вы погибнете, – сказал Александр с неожиданной для него теплотой. – Но в любом случае есть простой выход: не езди. Просто скажи ему: «Я считаю, что это опасно и разрушительно». Ты же ведь так считаешь?
Александр не считал возможным или допустимым объяснять Маркусу значение автомобиля как символа сексуальной мощи, хотя его сознание литератора уже породило несколько мощных пугающих образов, связанных с деструктивным потенциалом Симмонса и Маркуса.
– Я ему нужен.
– Будь ты ему нужен, он бы так тебя не мучил. И вообще человек – удивительно крепкое создание. Мы любим думать, что без нас не обойдутся, но, как правило, это не так. Да и как ты ему поможешь, если не можешь помочь самому себе.
Александр понимал, что выходит слишком уж просто, да и с передергиванием, но ведь люди, в сущности, и хотят простых решений… Самого себя так не обманешь, а других утешить – даже благое дело…
– Но что же с ним-то будет?
– С ним кто-то должен поговорить. Не беспокойся, я этим займусь. Ты же за этим приходил. Ну вот, а теперь иди домой и поговори с отцом. Много не рассказывай, только самый минимум. И пусть он тебя ушлет на каникулы к какой-нибудь тетушке.
– У меня нет тетушки. И я не могу говорить с отцом о таком.
Александр, конечно, мог бы сказать, что сам поговорит с Биллом, но как предостеречь отца о поползновениях в сторону его шестнадцатилетнего сына, если ты только что мял юбку его семнадцатилетней дочери и помнишь сухой жаркий запах ее кожи.
– Нужно, чтобы кто-то за ним присмотрел, сэр.
– Не волнуйся, я присмотрю.
– Правда?
– Ну конечно.
Александр найдет способ поговорить с ним о крикете, пару раз случайно наткнется на него в галереях – одним словом, присмотрит.
– А ты забудь, просто сбрось этот груз с души.
Некоторым это просто, подумал Александр.
37. Премьера
К каким бы решениям ни пришел Александр после трех этих посещений, близилась, смешивая карты, премьера, назначенная на тот же августовский вечер. Еще недавно, с тревогой ее воображая, он рисовал себе либо триумф, либо провал. Как и Стефани, мечтавшая о некой абстрактной свадьбе, он не учитывал действие плоти, совести и банальных недоразумений, от которых суждено ему было страдать весь вечер. Хотя ему-то, кажется, следовало быть умней: недаром в пору свиданий в грязноватых кущах у Замкового холма он с пугающей точностью предсказал Дженни, в какие сатурналии превратится длительная подготовка к артистическому действу. Усаживаясь в амфитеатре – полумесяце из стали и досок, – он с тревогой думал о том, что многое его личное станет сейчас достоянием толпы: от тайного знания о Королеве-девственнице и попыток возрождения пышного старинного стиха до грехов опущения и добавления в последние дни. Теперь, когда публика в относительном порядке заполняла скрипящие сиденья, актеров совершенно не волновало мнение Александра. Им предстояло развлечь, умилостивить и пленить это тысячеголовое безликое существо.
Рано утром работники, вооружась метлами, корзинами и палками с гвоздем на конце, уничтожили следы бесчинств прошлой ночи. Гравий на террасе был приглажен граблями, бутылочные осколки истреблены. Лужайки были подстрижены и блестели, как лакированные. Садовничьи ножницы прошлись там, где лавры, тисы и высокие сосны пострадали от нашествия мальчишек. В ветвях уж развешаны были золотые яблоки Гесперид, готовые мягким светом разбавить густеющий мрак. Позади особняка в порядке надобности стояли паланкины, башенки на колесах, троны и зубчатые крепостные стены. В саду, расположенном уровнем ниже, заливались флейты и гудел контрабас. Премьерная публика была многочисленна и отличалась особым составом: местные сановники в регалиях; епископ в лаковых ботинках с гетрами и в пурпурном жилете, сопровождаемый деревенскими дьяконами; уже назначенные вице-ректор и деканы будущего университета; представители Министерства финансов и Национального совета искусств; местный виконт и его дочери, прославленные в конкуре; промышленники и журналисты. Пришли мастерицы, шившие костюмы и добывавшие «драгоценности». Пришли друзья и родственники актеров и даже люди, просто купившие билеты. К предпоследней категории относилось семейство Поттер и Джеффри Перри, который притащил Томаса, утверждая, что невозможно оставить с нянькой ребенка в столь взвинченном состоянии. В числе публики с билетами был Лукас Симмонс, чье присутствие неприятно поразило тех двоих, для кого имело значение, а также Эд, большой знаток кукол немецких и английских.
Автобусы с публикой съезжались отовсюду. В эти дни можно было купить билет на спектакль с правом льготного проезда из Калверли, Скарборо, Дарема или Йорка. Можно было забронировать номер на выходные в курортном отеле или комнату в пабе – вкупе с билетом на «Астрею, или Королеву-девственницу», а если приплатить, то и с проездом из Манчестера, Эдинбурга, Бирмингема и Лондона. В каком-то смысле Кроу оказался коммерсантом не хуже прадеда. Успех даже заставил его усомниться: не лучше ли было ему посвятить остаток жизни культурным мероприятиям, вместо того чтобы просто так отдать университету фамильное поместье? Впрочем, при всей изобретательности, ему частенько не хватало энергии, и тратить ее на туристические предприятия Кроу не хотел.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
