— Я свидетельствую, — эхом повторила жрица Астеллуса, и остальные вслед за ней.
— Я призываю всех вас свидетельствовать! — крикнул Аркониэль, обращаясь к толпе. — Истинная королева вернулась к вам! По родимому пятну на ее руке и шраму на подбородке я удостоверяю, что перед вами стоит та же самая персона, но теперь — в своем истинном виде. Смотрите и увидьте Тамир Вторую!
Словно очнувшись, люди взорвались радостными криками — но даже поднявшийся шум не смог заглушить громкий треск, раздавшийся за спиной Тамир. Резная деревянная панель над парадной дверью замка — та, на которой был изображен меч Сакора, — раскололась и упала, открыв старое каменное изображение.
Глаз Иллиора снова взирал на Атийон.
Тобин вскинула руки, чтобы воздать почтение богу. Но рев толпы словно подхватил ее, поднял в воздух… и мир вокруг залило тьмой.
И в это самое мгновение афранский оракул громко захохотал в темноте своего подземелья.
Айя, вместе с полудюжиной других волшебников прятавшаяся в руинах таверны в Эро, пошатнулась и закрыла лицо руками, когда ее ослепил взрыв яростного белого света. И перед ее закрытыми глазами сквозь медленно угасающий огонь проступило лицо черноволосой, синеглазой молодой женщины.
— Благодарение Свету, — прошептала Айя, и ее соратники эхом повторили эти слова, с таким же почтением и благоговением.
А потом они в один голос громко закричали:
— Благодарение Свету! Королева возвращается!
В горах к северу от Алестуна волшебники Третьей Орески Аркониэля разом увидели в своем лагере то же самое видение и поспешили найти друг друга, плача от радости.
Видение с двойной силой ударило Нирина, когда он находился на крепостной стене. Он сразу узнал это лицо, несмотря на превращение, и в ярости вскинул вверх кулаки, проклиная за предательство и Светоносного, и герцога Солари и кляня своих наемных убийц, которые не сумели убрать с его пути отпрыска рода Атийона.
— Некромантия! — кричал он, раздуваясь от бешенства, как ядовитая змея. — Некромантия! Фальшивое лицо и фальшивая кожа! Но еще не все нити связаны!
Один из Гончих имел неосторожность подойти в это мгновение к мастеру — но тут же был поражен слепотой, а через сутки умер.
Лхел проснулась в своем одиноком доме в старом дубе и навела чары окна. Глядя в открывшийся перед ней туннель, она увидела, как Фарин несет девушку по какому-то коридору. Лхел всмотрелась в неподвижное лицо с закрытыми глазами.
— Кееса, — прошептала она и заметила, как чуть-чуть дрогнули веки Тобин. — Не забывай меня, кееса.
Она наблюдала еще несколько мгновений, убедилась, что Ки рядом, — и закрыла портал.
В горах еще стояла зима. Снег скрипел под ногами Лхел, когда она пробиралась к источнику, а темное пространство воды окружал лед.
Но в центре источник был чист. Склонившись над дрожащей поверхностью воды, ведьма увидела свое лицо, увидела, какое оно старое. Со дня зимнего солнцестояния у нее ни разу не было лунных кровотечений, а в волосах появилось много белых прядей. Если бы она оставалась среди своего народа, у нее были бы муж, дети, уважение. Но сейчас, согнувшись над черным окном воды, она сожалела лишь об одном: что у нее нет дочери, которая могла бы ухаживать за священным дубом и источником Великой Матери, так давно утраченными ее народом.
Она повернула ладони к невидимой луне и бросила над водой чары тайного зрения. В темной поверхности возникло одно-единственное изображение. Лхел всмотрелась в него, а потом медленно вернулась к своему дубу и легла на меховую постель, в ожидании вытянув руки вдоль боков ладонями вверх, и прислушалась к шуму ветра в ветвях.
Он появился бесшумно. И оленья шкура, закрывавшая вход в дупло, даже не шелохнулась, когда он вошел. Лхел почувствовала, как он вытянулся рядом с ней — холодный, как ледяная глыба, и как обхватил ее рукой за шею.
«Наконец-то я вернулся к тебе».
— Добро пожаловать, дитя! — прошептала Лхел.
Ледяные губы коснулись ее губ, и волшебница с готовностью открыла рот, позволяя демону, которого они назвали Братом, похитить ее последний вздох, как она похитила его первый.
Равновесие было восстановлено.
Они оба стали свободны.
Глава 53
Эриус сидел у окна в башне над воротами, наблюдая, как горит его столица. Несмотря на все усилия целителей, у него началась гангрена, и она расползалась по его телу. Плечо и грудь уже почернели, правая рука распухла и висела безжизненно. Не в силах сесть на коня и сражаться, он должен был лежать тут, на кушетке, окруженный унылыми придворными и шепчущимися слугами. Лишь изредка ему приносили донесения. Все еще цепляясь за меч Герилейн, он беспомощно смотрел из башни на гибнущий город.
Накануне пленимарцы снова прорвались в ворота, сразу после рассвета. К ночи большая часть нижнего города была потеряна. И Эриус должен был отсюда наблюдать за тем, как телеги с награбленным добром тянутся к черным кораблям, стоявшим в заливе, и как толпы пленных — его подданных! — гонят, словно скот, рядом с телегами.
Корин уже доказал свою полную бесполезность на поле боя. Рейнарис постоянно был рядом с ним и сам отдавал команды, но после полудня вражеская стрела настигла его. У Корина осталось меньше тысячи защитников, он отступил в укрепления Нового дворца и теперь пытался удержать ворота. Еще несколько небольших подразделений продолжали сражаться где-то в нижнем городе, но их было слишком мало, чтобы остановить вражеское нашествие. Тысячи пленимарских солдат окружили Новый дворец, долбя таранами ворота и из катапульт забрасывая через стены комья промасленной пылающей пакли. Солдаты и беженцы без устали таскали ведра с водой из источников и прудов, стараясь спасти что возможно, но огонь быстро распространялся. Эриус видел дым, клубившийся над крышами его Нового дворца.
Гончие Нирина сражались храбро, но даже им не под силу было одолеть врага. Некроманты безжалостно расправлялись с ними мечами и копьями, а оставшиеся в живых были сломлены и разбежались. Пришло донесение о бунте скаланских волшебников, непонятно откуда взявшихся накануне. Эта новость озадачила короля: если верить Нирину, то на его волшебников нападали скорее бунтовщики, чем захватчики. Но другие свидетели утверждали, что эти якобы предатели сражались за Скалу. Говорили, что чародеи насылали на врага огонь, воду и даже полчища крыс. Нирин не верил в эти сказки. Ни один из скаланских волшебников не обладал такой силой.
Весь день Эриус смотрел на северную дорогу. Конечно, было еще рано ожидать подмоги, даже если Тобин и добрался до Атийона живым, но король все равно смотрел в ту сторону, не в силах отвести взгляд.
Он тосковал по Риусу; старый друг как будто был сейчас где-то рядом, посмеиваясь над Эриусом. Если бы его давний компаньон был сейчас жив, войско Атийона уже подошло бы к Эро, сильное, надежное, способное остановить нашествие. Но Риус изменил ему, оказался предателем, и теперь лишь этот юноша, почти мальчик, мог привести к столице Солари.
