Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
Потом, конечно, я отправлю Эрику учиться в Штаты или в Англию. Хочу, чтобы она осталась там навсегда. Пусть живёт в нормальной стране. А здесь… Что она будет видеть, пусть даже из окна машины? Я не стану висеть камнем на её шее. Дескать, не могу без России, и ты не моги. Чувство такое поганое! И жить не могу, и не жить не могу. Представляешь?
Все те годы, что я изучала историю, оказались выброшены псу под хвост. Андрей, с теми, кто называет себя реформаторами, во многом не согласна. Они, считай, мужа моего загубили. Но я отдаю им должное — гении! Злые, но гении. Они первыми просекли, сколь отвратителен наш народ, как он труслив и мелочен. Права свои понимает на уровне копеек, а тысячи, миллионы теряет запросто. То правительство отбирает, то Мавроди*…
А чему нас с тобой учили, помнишь? Народ не допустит наступления на свои права, восстанет и сметёт негодяев! Вот и я ждала, когда сметёт. Сначала — со страхом, потом — с надеждой. Декабрьские выборы в Думу* меня обнадёжили. Несмотря на своё богатство и положение в обществе, я не желаю успеха реформаторам. Слишком много крови и слёз они пролили, а сами упрекали в этом коммунистов. Дескать, те — душегубы и безбожники, а мы возрождаем Россию!
Да, ждала, но теперь уже не жду. Мой Андрей боялся бунта, и я тоже. Помнили Новочеркасск*, к примеру. Оказалось, что за малые суммы рабочие идут на пулемёты, а изыми у них гораздо больше — подожмут хвосты.
Этим летом я поняла, что есть огородники. Тот самый народ, от которого долбаные патриоты ждут восстания. Эрика научилась кататься на роликах и захотела, чтобы к озеру вела прямая дорога. А хибары эти сраные — нахаловка* — мешали. Я бульдозер приказала подогнать, чтобы снести их к такой-то матери. Конечно, охрана была, даже с автоматами. Я ведь тогда их ещё людьми считала. А голодранцы эти выскочили, грохнулись на колени. И стали умолять, чтобы я их дачи не трогала. Дачи, слышишь? Эти лачуги помойные они дачами называют. Я пообещала дать компенсации. Как раз дождь прошёл, и я бросила в лужу несколько пачек денег. Господи, что тут началось! Эти придурки кинулись в лужу, разодрались. Одного, кажется, даже убили. А мы с охранниками хохотали до слёз.
Ведь не нас убивать бросились, не бульдозериста, а друг друга. Вот и вся их духовность-соборность… За жалкие-то бумажки, рубли деревянные! А потом всё пропили за моё здравие. Как же — могла ведь просто так снести хибары, а тут денег дала, мать родная!
Следующей ночью я опять чуть не застрелилась. Противно в такой стране жить, с таким народом! Поняла я, что сказки всё это — про восстания, про революции. По крайней мере, в России это невероятная редкость. Дурацкую я тебе специальность выбрала. Мне лапшу на уши вешали, а я верила.
Знаешь, что молодые бабы у меня щенков бультерьера грудью вскармливают? И ведь не крепостные, не силком их заставляют! Ещё и конкурс проходят. За такую честь одна другой глаза выцарапать готова. И всё сезонными факторами объясняли — почему до сих пор социального взрыва не наблюдается. Весной люди на огородах, летом — тоже. А вот осенью вернутся, и мучителям покажут. Выкуси! Не вернётся народ с огородов! Обделались все со страху. Вдруг крохи последние отнимут. Лучше не возмущаться, а молиться и терпеть!
Знаешь, Андрей, теперь я выношу народ за скобки, как делали это реформаторы. И денег им почти не плачу. Они тогда лучше работают. А заплатишь — сразу зазнаются. Немедленно падает производительность труда. Когда не платят, могут уволить, и нужно стараться. Если же рассчитываться в срок, работнички считают, что дурака валять можно. Ведь ими дорожат, понимаешь!
Люди в бараний рог свёрнуты, и ждать нам нечего. Кончено всё. Остаётся нам с тобой жить, как живётся. И, в случае чего, валить отсюда. А эти рабы с готовностью подставили шеи под ярмо, и я пользуюсь их скотским терпением. Нынешним летом остальные хибары снесу, но в лужу деньги уже не брошу. Даром работать надо, и барахло своё терять тоже даром! Так и повторяю, как мантру: «Не вернётся народ с огородов!»
Сколько зим было, вёсен, лет! Наступала осень. Одна из них взяла у меня мужа с сыном. Но не проснулся народ, и не проснётся никогда. И ты не питай иллюзий. Я им мстить буду каждый месяц, каждый день, час! Ежесекундно стану причинять боль. Они будут орать, но перечить не посмеют. Именно их я обвиняю в смерти Андрея и Артура. Они живут, словно ничего не случилось. Они гораздо счастливее миллиардерши Ходза…
Чёрная Вдова, Дарьюшка, как ты была права! И меня тогда избавила от пустопорожних надежд. Теперь я знаю, что, застрелившись, не потеряю ничего. Мы проиграли раньше октября девяносто третьего. Противник сумел разгадать психологию народа, его менталитет. Проник в его душу, понял главное — сопротивления не будет. Беспредел воцарился навечно. Всё, хана, не буду больше ловить бандитов. Это мартышкин труд.
Если бы довелось начать жизнь сначала… Ни за что бы не прожил её, как сейчас. Сделал бы всё наоборот. Меня не победила мафия, не расстреляли каратели на Красной Пресне. Просто я не нужен своему народу, стране. А другие страны не нужны мне. Лягу в родную питерскую землю, и проблема выбора решится.
Я выскользнул из ванны, ушёл в свой кабинет. Плотно закрыл дверь, но ключ поворачивать не стал. Открыл сейф, написал записку, придавил её коробочкой с перстнем Мохаммада. Франсуаза должна отдать его Брагину. А тот уж найдёт способ выйти на сына Эфендиева. Ромыч и в Чечню может съездить — дело привычное.
Потом я взял маслёнку, ветошь, тот самый «кольт», подаренный Филиппом Готтхильфом на день рождения. Прислушался — всё тихо. Франсуаза, наверное, легла и ждёт меня.
Перед тем, как сделать последний в жизни выстрел, я вычистил и смазал пистолет — чтобы каждая деталь сверкала. Безотказную машинку решил приголубить на прощание. Надо, чтобы и на моих похоронах играли полонез Огинского «Прощание с родиной». Прощание без малейшей надежды на встречу.
Весной девяносто третьего я уже отходил от дел, но потом вернулся. Теперь же отрублю концы навсегда. Дашка Ходза — женщина, пусть и с яйцами. У неё могло сорваться, но я стрелял так много, что сбился со счёта. И сейчас я не промахнусь. Осечки тоже не будет.
Мне показалось, что слегка скрипнула дверь. Но, когда я туда взглянул, щёлки не было. Почудилось, наверное — нервы совсем ни к чёрту. Я протянул руку, включить музыкальный центр, поставил диск с полонезом. И почувствовал, как по щекам ползут слёзы. Да, отпущенные мне при рождении силы утекли в песок до последней капли. Не хватило их даже на тридцать восемь лет. Роковой возраст для выдающихся личностей. Если жить на полную катушку, до старости не дотянешь.
Кого я ещё забыл? С семьёй Бабенко всё ясно. Оксана выходит замуж за двоюродного дядю Октябрины. Липка, Олесь и Орест переходят под опеку Падчаха. Думаю, что он уладит дела с родственниками детей. Если меня не станет, их придётся воспитывать, на что не каждый решится, особенно при малом достатке. Если я чем перед Оксаной виноват, сейчас получу своё.
Хорошо, что написал завещание раньше. Теперь надо выбрать место для выстрела. Это только в кино, когда стреляют в висок, остаётся аккуратная дырочка, и течёт изящная струйка краски. В жизни всё гораздо противнее и грубее. Обязательно будет пороховой ожог, уродливое пятно. Наверное, лучше стрелять через подушку. Получится и тише, и чище.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
