Послесловие
Э. Ф. Володин
Социальные взрывы не проходят в строго определенных временных рамках. События имеют следствия, растягивающиеся на длительный исторический период и затрагивающие судьбы людей, поколений, которые непосредственно в общественной ломке не принимали участия. Октябрьская революция стоит в ряду явлений всемирно-исторического значения не столько потому, что знаменовала кардинальное изменение социально-политического уклада, сколько по последующему развитию русской национальной судьбы и определению места и роли новой государственности во всемирной истории. Такой подход к российской революции дает возможность взвешенно оценить ее саму, не скатываясь на позиции абсолютизации роли февральского заговора буржуазии или собственно вооруженного восстания в Октябре 1917 года. Он позволяет считать, что только розовая или только черная краски не могут быть средством изображения и выражения события мирового значения. Как бы ни был драматически напряжен путь России после Октября, он не вписывается в любую одностороннюю интерпретацию. Следовательно, именно национальная историческая жизнь и ее идеалы только и могут помочь понять судьбоносность для русской и всемирной истории Октября, но, к сожалению и горю нашему, пристрастия еще оказывают определяющее влияние на теоретическое и художественное осмысление этого грандиозного события в истории нашей Родины.
Понятно, что личные пристрастия необходимо присутствуют в оценках революции и последующих событий у каждого, кто к ним был причастен. Возьмите литературу, эссеистику или воспоминания, созданные в первое послереволюционное десятилетие участниками гражданской войны — нашей национальной трагедии, — и вы увидите, какая категоричность движет пером любого — ив стане победителей, и в рассеянии побежденных. Беда наша в том, что подлинное осмысление гражданской войны как трагедии нации состоялось лишь в эпохальном «Тихом Доне» М. А. Шолохова. Зато потоком валила литература и делалась иная околохудожественная продукция, где красные конники лихо рубили белых и играючи совершали подвиги в стане пьяных и тупых белогвардейцев.
Но была еще и судьба людей, не покинувших страну, не согласившихся с крайностями победителей, понимавших, — что причастность к жизни народа сама по себе освобождает от ответственности за социальное происхождение или конфессиональную принадлежность. Противоестественное нагнетание террора после гражданской войны, политическая борьба, использующая репрессивный аппарат, оперирование классовыми категориями в отношении конкретной личности, то есть игнорирование или подавление личности, результатом имели явно проглядываемый национальный геноцид и культурно-исторический погром, осуществлявшиеся в 20–30-е годы. Об этом трудно писать по прошествии десятилетий, но каково было тем, кто испытал на себе всю немотивированную тяжесть репрессий и не только выжил, но и сохранил в себе человека по высшему и нравственному счету? Думаю, что читатель нашел эти ответы в прочитанной книге воспоминаний Олега Васильевича Волкова.
У каждого остаются свои впечатления от прочитанного. Поделюсь ими и я. Многое, описанное О. В. Волковым, было известно по другим публикациям, опытам обобщения фактов и философским раздумьям соотечественников, где бы они ни проживали. Потому не сами по себе сообщаемые факты, а собственная судьба писателя и мужество русского человека, ставшего на почву православной нравственности, заставляли напряженно следить за коловращением жизни и сопереживать автору воспоминаний. И совсем не ужасы, о которых пишет О. В. Волков, были уроком для меня, так же как не авторские обобщения по поводу нашей истории XX века потрясали при чтении.
Читая «Погружение во тьму», я все время следил за тем, как возвышался человеческий смысл существования в бесчеловечных условиях бытия. Поражался запасу жизненных сил, позволившему пройти через муки и страдания. И потрясала нравственная чистота, которая сохранила Олега Васильевича там, где нравственность попиралась по существу или походя. И еще размышлял я о том, какую же великую историю имела моя страна и мой народ, если вырастили они людей, воззвавших из бездны к достоинству человеческому и любви.
Это книга великой надежды. Это рассказ о достоинстве, на котором только и может устроиться национальная история и судьба людей. Но это еще и предупреждение. Упаси нас Бог еще раз во имя самых немыслимых благ земных пройти через ту бездну, из которой одни выходят очищенными страданием, а другие остаются в ней ее творцами и сопричастниками.
Да минует нас чаша сия.
Э. Ф. Володин, доктор философских наук