ее ото всех. И отец остался единственным человеком, чья речь бывала обращена к ней.
Так длилось до тех пор, пока в качестве слуги за трапезой к ней не приставили мальчишку из мелкого боярского рода. Его звали Степаном. Он был ее ровесником. Сейчас Евдокия уже не могла вспомнить его лица, о чем втайне от самой себя горевала. Но за долгое время он стал первым, кто заговорил с ней. В первый раз она промолчала. Во второй – улыбнулась. В третий – не смогла удержаться от ответа.
Степан не думал ни о чем плохом, и она была ему искренне интересна. Они подружились, и целых два года им каким-то чудом удавалось скрывать эту дружбу ото всех. А потом он предложил ей сбежать в сад и поесть яблок…
Прошло так много лет, а княжна всё еще помнила ощущение от тепла его ладони – та была мягкой и широкой, и больше, чем ее. Она помнила, каково это было – бежать за ним по коридорам и прятаться на лестнице, держась за его плечо…
И как много яблок было в саду. Степан предложил ей выбрать самое спелое, самое красное. Она выбрала, он сорвал. Сок брызнул во все стороны, когда Евдокия вонзила в него зубы.
А потом ее отец их нашел.
Кощеева дочка продолжала шептать что-то своему жениху. Евдокия не удержалась и снова скользнула в его разум, подслушивая их разговор.
– …подвернется возможность, беги.
– Нет.
– Да.
Княжна снова рванулась назад, попыталась и не смогла сдержать стона.
Сколько ей было, когда отец впервые приказал внушить мысль другому человеку? А сколько – когда заставил подчинить себе кого-то полностью? Он говорил, что людская жизнь бессмысленна, а значит, ничего не стоит. Что сами боги, назначив их князьями, дали им право решать, кому как жить и жить ли вообще. Что привязывается лишь челядь к своим хозяевам. Что силен тот, кто ни о ком не жалеет и ни в ком не нуждается. Что за добросердечностью скрываются страх и слабость. И доказывал ей это раз за разом, шантажируя бояр судьбою их родни.
Шли годы, и ничего не менялось. Евдокия перестала верить, что кто-то придет и заберет ее у отца. Ростислав был сильнее всех, и от него не было спасения.
А потом однажды он сказал ей, что она выходит замуж.
Княжна до сих пор с отчаянным стыдом вспоминала робкую надежду, затеплившуюся в душе: снова ощутить свою ладонь в чьей-то ладони. Но главным было то, что она покинет дом отца. Наконец-то покинет!
Очень осторожно княжна осведомилась, кто станет ее супругом.
– Я предложил тебя в жёны Кощеевому сынку, – довольно улыбнулся отец и этими словами убил все ее надежды вернее, чем сделал это когда-то взмах его кнута. – Предания лгут: Кощей спрятал свою смерть куда надежнее, чем все думают. Но его сын должен знать, где она. Наверняка Кощей выставил ему щиты, так что, прежде чем читать его, дождись, когда заснет. Уж постарайся сделать так, чтобы царевич не отослал тебя прежде. И не показывай ему свою спину, – поморщился он. – А если не получится выведать про смерть Кощееву у царевича, найди способ узнать об этом у самого Кощея. Мужчины порой бывают откровенны с теми, кто умеет доставить им удовольствие.
И всё стало понятно. В том числе – зачем у них томился старичок-артефактор, контроль над которым Евдокия обновляла каждый день, что явно не шло ему на пользу.
А потом отец добавил:
– Не справишься – убью.
Он и раньше иногда грозил ей расправой, но в этот раз Евдокия ему поверила.
Выбора не было. Она очень не хотела умирать. Она еще помнила, как это больно.
До того дня, когда царевич забрал ее, княжна ни разу не видела ни его, ни Кощея. Зато много слышала о Кощее от отца и в мыслях бояр и послов. И еще в нянюшкиных сказках. Евдокия была уверена, что он чудовище, а значит, и сын его такой же. Но с того момента, как царевич впервые обратился к ней, привычный мир перевернулся с ног на голову и уже не стал прежним. В мире царевича всё оказалось не так, как в ее. И дело было не в том месте, куда он ее привел, и не в том, где спрятал потом. Дело было в людях. В тех, кого княжна узнала после того, как покинула дом отца. Они были совсем другими. И царевич был совсем другим. Всё, чем жили отец и бояре, для них не имело никакого значения, никакой ценности.
Поняв, что царевич не собирается брать ее в жёны, Евдокия решила воспользоваться наказом отца. Но и тут всё пошло не так, и княжна не знала, радоваться или огорчаться. Царевич был красив и обходился с ней хорошо, ни разу не поднял на нее руки – даже в тот раз, когда явно хотел это сделать. Но в его мыслях жила другая, и отчего-то он был верен ей и собирался таковым оставаться, это было очевидно даже несмотря на то, что прочесть его не вышло.
А потом были долгие три месяца в лесной избушке, жители которой думали об очень простых вещах: как добыть дров да из чего приготовить ужин, радовались, что солнце греет теперь сильнее и дольше, улыбались первой капели и собирались три раза в день за одним столом, чтобы вместе подкрепиться немудреной пищей и поблагодарить богов за то, что живы и здоровы.
Среди их мыслей и чувств было так спокойно и безопасно. И никого в лесу больше не было на много верст вокруг. Евдокию никто не трогал. День-деньской она гуляла или сидела за прялкой и прислушивалась к происходящему за стеной. Княжна врала себе, говоря, что просто ждет, когда к ней вновь придет Юлия. На самом деле Евдокия не желала ее появления, ведь оно означало, что ей вновь придется вернуться к отцу. Особенно горько стало думать о своей задаче после того, как Ждан предложил показать ей дорогу до реки. Они шли по глубокому снегу, и в одном месте княжна провалилась по колено, а Ждан взял ее за руки и вытащил оттуда.
Они оба были в меховых рукавицах, но Евдокии показалось, что она ощутила жар его ладоней даже сквозь них.
Ночью она лежала, прислушиваясь ко снам обитателей избушки, сжимала и разжимала всё еще горящие пальцы. Ей хотелось, чтобы кто-то снова прикоснулся к ней. Но, видимо, это было как с рекой, разлив которой ей, судя по всему, не суждено было узреть. И, может, к лучшему?
Слово «любовь» обитало лишь в мире давно забытых нянюшкиных сказок. Евдокия понимала: позволит себе поверить в нее – и уже не сможет жить дальше, как прежде.
А теперь она наблюдала, как Кощеева дочь отказывалась бросить своего жениха и спасти себя, а он требовал от нее этого. Вспоминала, как Демьян гладил по плечам Юлию, накладывая на нее заговор, чтобы она не замерзла в зимнем лесу. И как Юлия рассказывала о семейном ужине, на котором ей довелось побывать в доме Кощея. Евдокия девке не поверила, а потому самостоятельно нашла это место в ее памяти и убедилась, что та не лжет.
Княжна перевела взгляд на отца, кружащего вокруг трона. И позволила себе помечтать, что Кощей придет и убьет его. И всё закончится.
И Кощей пришел. Евдокия ощутила его приближение так, будто услышала обвал в горах. Грохот нарастал – неумолимый и неукротимый, он был предвестником того, что погребет их всех, и все они навсегда останутся в этом страшном гиблом месте. И, возможно, это был лучший исход из тех, что мог случиться в этих стенах.
* * *
Что расклад не так хорош, как ему мечталось, Демьян понял, лишь шагнув в тронный зал. Ростислава он узнал тут же. От вида Златы с приставленным к ее горлу кинжалом скрутило живот. В метре от князя лежал Яков. Это было совсем плохо. Внука Сокола их с Кощеем план не включал. Утащить двоих тяжелее, чем одного. Внутренний зверь встал и отряхнулся. «Рядом», – скомандовал Демьян. Потерять контроль сейчас было худшим из всех вариантов. Стоит руке князя дрогнуть –
