— Ну, каждому дереву суждено когда-то упасть, не так ли?
Я повернулся к ней:
— Что мне делать, Савия? — В первый раз я назвал ее по имени. Я покатал это имя на языке, словно пробуя его на вкус — немного тяжеловато, решил я, но приятно. — Как мне понять, что же все-таки произошло с ней?
— Тогда отыщи ее, господин.
— Не нужно называть меня «господин». И «инспектор» тоже.
Она долго смотрела на меня — в глазах ее были доброта и понимание.
— Отыщи ее, Драко.
Конечно. Ведь если мне хочется понять, что же такое стены на шей империи, значит, мне нужно проникнуть дальше, заглянуть за них. Я должен собственными глазами увидеть этот новый мир, который, словно океанская волна, плещется у берегов нашей империи, грозя захлестнуть ее в любую минуту. Я должен поговорить с единственным человеком, с которым мне так до сих пор и не удалось поговорить. С этой женщиной, которую я ищу. С самой Валерией.
— Ты проводишь меня к ней?
— Да. Мы с Кэлином.
— Это тот друид?
— Да. Он умирает… заживо гниет в тюрьме. Чтобы жить, ему нужен солнечный свет — как цветку. Освободи его, Драко, и он отведет нас к ней. Тут, в гарнизоне, будут только рады любому предлогу поскорее избавиться от него. Он станет нашим проводником и живой гарантией нашей безопасности. В самый первый раз мне было страшно отправляться на север, но только там ты сможешь наконец понять, что же на самом деле происходит с империей.
— Но я старый человек, Савия.
— А я — старая женщина. Но мы не настолько стары, чтобы не мечтать о новом, верно? — Она вдруг замялась — было заметно, что она стесняется говорить о том, что же на самом деле заставляет ее отправиться туда. — Я хочу поехать на север и рассказать им о Христе. Они почувствуют его мудрость, вот увидишь. Я могу положить конец раздирающей их вражде и всем этим жестокостям.
— Ты желаешь проповедовать свою веру? Ты… — Я едва не сказал «рабыня», но в последнюю минуту успел прикусить язык. — Ты, женщина?
— Да. И я хочу поехать с тобой. — Она сказала то, что я и так уже знал, и тем не менее я был потрясен. Никто и никогда еще не говорил мне, что хочет быть со мной. Мое появление обычно нагоняло на людей страх, и все только радовались, когда я уезжал…
— Ты поедешь не как рабыня, а как свободная женщина, — проговорил я. — Каратак подарил тебе свободу. И я тоже дарю ее тебе.
— Я знаю. — Она с самого начала не сомневалась в этом, понял я. Савия не могла не понимать, что все эти бесконечные разговоры о свободе мало-помалу подействуют и на меня.
— И как ты думаешь, что я там отыщу? — спросил я ее.
— Самого себя.
Нет, это невозможно… совершенно невозможно! На севере?! О боги, я точно сошел с ума! А как же мой отчет императору?
Нет, я пока еще не готов. Сначала я обязан понять…
И тут я понял, что принял это решение много дней назад… оно подспудно зрело в моей душе все то время, пока я расспрашивал этих людей, пока годами мотался по свету. Оно пришло ко мне не случайно — я принял его, поскольку ржавчина, разъедавшая пославший меня сюда имперский суд, давно уже мучила меня самого.
Но где же она сейчас, эта Валерия? С какой дозорной башни смотрит теперь на эту страну? И что она видит? Что ей удалось узнать? О чем она думает?
Подумать только — сенаторская дочь!
Утром мы отправились на север.
Отправились на поиски того же, что искала она.
Эпилог
Тридцать девять лет спустя после той битвы у стен Адрианова вала, в последний день года 406-го от Рождества Христова, во время страшных морозов, которых не помнил ни один человек, воды реки Рейн промерзли до самого дна. И сотни тысяч нетерпеливо ожидающих этого дня вандалов, свевов, аланов и бургундцев, выбравшись из лесов Германии, перебрались по льду и наводнили Галлию.
Слабая, лишенная воинского духа армия римлян и вместе с ней армия франков двинулись им навстречу, но были сметены и отброшены. После чего границы рухнули, и территория империи подверглась безудержному разграблению.
Кое-кто из вождей захватчиков потребовал себе во владение земли в Галлии. Остальные двинулись на юг и вторглись сначала в Италию, а потом в Испанию и в Африку. В 410 г. воинственный вождь готов Аларих захватил Рим. Столица империи пала — впервые за восемь сотен лет.
В тот же самый несчастный для империи год, когда Рим склонился перед варварами, из провинции Британия пришло письмо, в котором императора Гонория[20]ввиду все участившихся мятежей среди варваров умоляли как можно скорее прислать дополнительные подкрепления.
Наследник цезаря ответил, что на этот раз острову придется самому позаботиться о себе.
Больше из Британии сообщений не поступало.