же, что и я сейчас. А ведь ты и в самом деле такое мне когда-то говорил! А теперь я тебе говорю… Ладно, когда-нибудь ты все вспомнишь. А теперь просто поверь мне.
— Я тебе верю, — сказал он тихо, и Танюша услышала знакомые нотки в его голосе.
— Почему, почему я тебя сразу не узнала? — Она утерла кулаком слезы.
— Не знаю, — он пожал плечами.
Они пару минут сидели, ничего не говоря, и жадно смотрели друг на друга. Вдруг в его глазах вспыхнул огонек узнавания. Подул свежий ветер, туман рассеялся, на горизонте показался родной берег. И тотчас все-все-все — Танюша, фарфоровые игрушки в серванте, перевал, спальники, конфеты, поезд, солнечная улица в городе, квартира, диван, снова Танюша и тысячи других вещей — встали на свои места. Раз и навсегда. Он глубоко вздохнул и стиснул ее руку.
— Спасибо, что разбудила меня.
— Спасибо тебе, что проснулся…
Танюша, всхлипнув, уткнулась лицом ему в подмышку. Милый домик, он был на месте! На голову и на спину ей сразу же легли его руки — они тоже все вспомнили. Зажмурившись, она с наслаждением вдыхала крепкий запах пота и старой одежды. Это был в точности его запах, только примеси табака в нем больше не было. Она высвободила руки и крепко, как мужчина, обняла его за пояс. И тут же исчез шелест деревьев, умолкли птицы. Все погрузилось в тишину, и время остановилось. Возможно, оно никогда бы не запустилось вновь — и Танюша была на это согласна! — если бы любимый голос не постучался к ней.
— Танюша, нам пора, — услышала она.
Она нехотя разжала руки и открыла глаза. Ваня… Нет, Ион! Как она не заметила это прежде? Перед ней были глаза Иона, скулы Иона, даже вечно засаленные спутанные волосы на лбу — и те принадлежали ему. Выходит, что-то закрывало ей глаза, мешая увидеть? Как же чудесно, как хорошо…
— Ионушка?..
Он тем временем уже расторопно складывал палатку, и любопытно обернулся, еще непривычный к старому имени.
— Как тебе было там… в плену?
Он наморщил лоб.
— Да ничего, в общем-то. Все было хорошо.
Танюша рассмеялась.
— Главное, что все кончилось!
— Ага.
Ион умелыми движениями запихивал в рюкзак спальники, котлы, одежду и прочее, пока тот не превратился в высокий упитанный цилиндр. Он взвесил цилиндр в руках, с усмешкой посмотрел на Танюшу и, поставив сперва на одно колено (точь-в-точь как ты делал раньше, я помню!), перевалил себе за спину.
— И обросла же ты скарбом, матушка, хе-хе…
— Извини, три года обрастала… Может, что-нибудь вытащим, а после заберем?
Ион сдвинул брови, и они по привычке слились в одну.
— Нет, не будем больше сюда возвращаться.
Он поправил рюкзак, застегнул поясной ремень. Потом повернулся и оглядел полянку на прощанье.
— Хорошо тебе было тут?
— Очень хорошо! Теперь я это понимаю, — улыбнулась Танюша. — Спасибо тебе, лес!
Они взялись за руки и зашагали по тропинке. Когда показалась асфальтовая дорога, солнце почти закатилось, и только последние лучи золотыми снопиками пробивались сквозь хвою. Танюша и Ион шли молча, изредка встречаясь глазами и улыбаясь. Танюша ни о чем не думала. Ничего не вызывало у нее вопросов, ничего не требовало ответа. Все было ясно, и в то же время не было определенного содержания этой ясности. Были просто прощальные лучи, шепот ветра, звук шагов по дороге, тепло его руки — и все. И ничего больше не было нужно.
Впереди дорога расширялась, образуя большую раскатанную площадку. Раньше — до того, как Кудимов заасфальтировал ее и перекрыл шлагбаумом, здесь обычно парковались машины. Потом машины исчезли, но сейчас откуда-то заехали три квадроцикла с седоками. Должно быть, они остановились, чтобы попить. Издали было видно, как по рукам ходила бутылка с колой, слышался смех. Урчали невыключенные моторы, пахло выхлопными газами. До стоянки оставалось метров пять, когда Танюша узнала их. Когда-то она пыталась убрать мусор рядом с их мангалом, и была грубо изгнана. Ну да, конечно, это они: трое мужчин и три девушки. Самый главный — крупный и в камуфляже, второй — потоньше и поскромнее, третий — помоложе и поглупее. Случись эта встреча прежде, она бы боязливо съежилась, ожидая нового унижения и пылая гневом обиды. Но сейчас ей было все равно. Она машинально скользнула взглядам по пестрым костюмам и шлемам, и прошла бы мимо, если бы не случилось странное: квадроциклисты вдруг умолкли, уставившись на них. Отчего-то даже моторы их замолчали. «Они узнали меня? Удивительно», — подумала Танюша, но тут поняла, что они смотрят не на нее, а на Иона. Мужчины смущенно переглянулись, после чего один из них — тот самый, что когда-то прогонял ее — переглянулся с товарищами и нерешительно поднял руку в приветствии. Его примеру последовали остальные. Девушки закивали головами в шлемах, неловко пытаясь поклониться. Ион посмотрел на них с удивленной улыбкой, но тоже, в свою очередь, наклонил голову. Они прошли мимо, провожаемые молчаливыми взглядами. Больше Танюша не услышала за спиной ни звука, даже когда квадроциклы осталась далеко позади.
— Ты знаком с ними? — шепотом спросила она у Иона.
Он сделал неопределенный жест.
— Вообще-то нет. Но все может быть. Всех разве упомнишь…
Они прошли еще немного, и вдали завиднелось еще одно скопление транспорта. Теперь это были машины — джипы и легковушки. Рядом топтались несколько человек — наверное, они откуда-то возвращались после пикника, и решили сделать остановку. Странно, как они проехали мимо кудимовского шлагбаума? А впрочем… Вглядевшись, Танюша поняла, что знает и их тоже, а в особенности одного, бородатого. Когда-то давным-давно он заезжал на своей машине в Озеро, а она пыталась его остановить, за что получила пару хороших пинков. Его нынешние спутники не отпечатались в конкретных воспоминаниях, но она была уверена, что постоянно их встречала. Именно эти лица брезгливо-недовольно кривились, завидев ее, бредущую с мусорным мешком. Именно эти рты выкрикивали ругательства. Мужчины вечно подозревали ее в том, что она хочет что-то украсть с их стоянки; женщины требовали, чтобы она не приближалась к их детям, так как является «заразной», а дети — тут были и дети — обязательно брызгали в нее из водяных пистолетов. Все они были настолько похожи на всех тех, кого ей довелось встретить за эти три года, что она не удивилась бы, если бы ей сказали, что все время она видела — во множестве лиц — только их одних. Сейчас они не только не вызывали в ней неприязни, но, напротив, возбуждали что-то вроде сочувствия. Танюше пришло в голову, что
