к Егору, села рядом и развернулась к нему лицом. Нельзя забыть ту осень и боль, которая была общей, но не делилась на двоих.
Чуть помедлив, я коснулась кончиками пальцев плеча Егора и повела руку вниз к закатанному до локтя рукаву. Стало жаль, что на нем рубашка, а не футболка – мой путь был бы на несколько сантиметров короче.
Я дотронулась до кожи, посмотрела на Егора и замерла. Я не знала, считает ли он мое поведение глупым или нет, но в эту минуту казалось, что я ему чуть-чуть нравлюсь и могу так поступать. Если он не любит, когда я далеко, значит, ему хорошо, когда я близко…
Мне хотелось прикасаться к Егору. Будто я слепая, и только подушечки пальцев способны рассказать многое.
Он подался вперед, прислонил ладонь к моей щеке, погладил ее, улыбнулся, затем отвел мои волосы назад, открыв шею. Я понимала, что сейчас произойдет и с нетерпением ждала той самой нежности. Потому что, если быть честной с самой собой, то… именно об этом я и мечтала с того позднего вечера в Черногории.
– Малышка, ты всегда можешь меня остановить. Запомни это, ладно?
– Хорошо, – кивнула я, не пытаясь скрыть смущение.
Егор наклонился и коротко поцеловал меня в шею, затем медленно устремился выше к щеке. Я слышала его дыхание. И мое дыхание пыталось поймать тот же ритм, но почти сразу сбилось. Отдаваясь приятным ощущениям, я стала втягивать в легкие воздух чаще, будто его катастрофически не хватало. Егор обнял меня, прижал к себе сильнее и его губы завладели моими губами. Закрыв глаза, я ответила на поцелуй и почувствовала, как напрягаются все мышцы моего тела.
– Малышка… Дженни… – прошептал Егор, лишь на мгновения отрываясь от моих губ. И эти слова буквально влетели в меня и завибрировали в груди.
Слабость бежала по венам, и меня настойчиво тянуло к подушкам. Но Егор будто специально держал меня крепко, не давая возможности изменить положение. Его ладонь скользила по моему позвоночнику, и когда рука взлетала вверх, пальцы касались шеи. Я желала, чтобы это длилось бесконечно, чтобы Егор продолжал меня целовать, и я его тоже…
Но он осторожно отстранился, вновь погладил мою щеку, коротко улыбнулся, а потом прижался лбом к моему лбу. Наши губы были близко, мы оба дышали часто и, по сути, обменивались дыханием. И я была самой счастливой на свете, пока в голове опять не вспыхнули слова бабушки и ответ на них…
«– Именно сейчас замечательный момент для того, чтобы ты приручил Дженни…
– Нет, у меня другие планы на жизнь…»
Я выпрямилась, сжала губы и поймала вспышку во взгляде Егора. Он цепко следил за мной и безошибочно угадал перемену настроения.
«Я же была ему не нужна, что изменилось?.. Уговорила бабушка? Сам передумал?..»
Я вновь превратилась в лодку, которую уносит течением, вот только теперь это течение устремлялось в обратную сторону.
– Дженни, если тебе будет легче, – мягко произнес Егор, – давай я дам еще одно обещание, что никогда не напомню и об этом. – Он положил мою руку на свою широкую ладонь и накрыл еще сверху ладонью. Так стало тепло и захотелось перечеркнуть разом все сомнения…
– Не знаю…
– Малышка, – Егор улыбнулся, – должно быть так, как лучше тебе.
– Тогда… дай обещание… на всякий случай… – ответила я, немного отодвигаясь.
– Хорошо. Договорились.
И я превратилась в птичку, которой срочно нужно упорхнуть с ветки. Быстро поднявшись, я сделала шаг назад и, не оборачиваясь, полетела в свое гнездо.
* * *
Я и не подозревала, что так соскучилась по бабушке. Она вплыла в гостиную в красном платье до колен и в длинном сером плаще. И еще в широкополой шляпе. И это был приезд звезды кинематографа, не имеющей никакого представления о возрасте и усталости.
– Шляпу я надела специально для вас, – улыбнулась она и медленно покрутилась, демонстрируя роскошь наряда и безупречную осанку. – Чтобы поразить и получить массу комплиментов. Дженни, почему ты молчишь? Разве я не прекрасна?
– Ты великолепна, бабушка, – искренне ответила я.
– Отлично, не зря я тащила шляпу из Рима. Не знаю, когда я теперь решусь путешествовать с Зоей, она совершенно не может сидеть на месте. Дожили… мне нужен отдых от Италии. – И она засмеялась громко и звонко.
Через полчаса приехал Егор, и мы, получив сувениры и подарки, сели ужинать. Бабушка делилась подробностями, я отчитывалась об учебе и работе в «Конте-Конти», а Егор расслабленно сидел на стуле и явно получал удовольствие от нашей болтовни.
Иногда мы обменивались взглядами, но они получались мимолетными и скользящими. А моя душа хотела вовсе не этого… Я еще чувствовала поцелуи на губах, я хорошо помнила каждое прикосновение и иногда сжимала и разжимала пальцы, чтобы немного успокоиться. А еще я боролась с навязчивой мыслью: «Бабушка уезжала на столь длительный срок для того, чтобы мы с Егором побыли долго вдвоем…»
– О, это мой любимый торт! – произнесла бабушка и добавила: – Кстати, Зоя не была в Праге. Не знаю, сколько она еще усидит на месте… Наверняка уговорит меня слетать куда-нибудь в ноябре. Зоя уже делала такие попытки, и я ей отказала, но, кто знает… – И она мечтательно посмотрела на потолок.
Время до моего дня рождения пролетело быстро, мы с Варей запланировали на этот день квест и поход в кафе. Я подписала семь пригласительных для одноклассников и очень надеялась, что задуманные развлечения исполнятся в полной мере, и все останутся довольные.
На завтраках и ужинах я теперь гораздо дольше засиживалась за столом с Егором. Мы разговаривали на разные темы и не торопились расходиться. Во вторник, проходя мимо, Егор наклонился и поцеловал меня в макушку, положил руки мне на плечи и что-то тихо произнес. Как же я мучилась от того, что не разобрала слов!
Чувства становились сильнее и сильнее, и несколько раз я плакала, сидя на подоконнике. Хотелось поговорить с Егором. Очень. Но я боялась, что жизнь станет еще хуже. Он обидится из-за подслушанного разговора или… я узнаю ту правду, которая меня убьет. И это не просто омрачало каждый день, это наполняло душу болью и отчаянием до краев. Я желала перечеркнуть все, поверить в то, что я действительно нужна, или… пусть даже будет самообман. Но потом я спускалась к завтраку, садилась напротив Егора и понимала главное. Я его люблю… И ничего не нужно, если он не будет любить меня так же сильно. По-настоящему.
* * *
– Семнадцать лет, – произнесла я, глядя на свое отражение в
