зовут Розмари Вудхаус?
— Да.
— И вы пациентка доктора Хилла?
Розмари объяснила, что была у него на приеме один раз осенью.
— Я вас прошу. Он обязательно должен поговорить со мной. Это очень важно! Пожалуйста! Попросите его сейчас же позвонить мне.
— Хорошо, — пообещала женщина.
Снова придерживая рычаг, Розмари вытерла другой рукой лоб. «Ну, пожалуйста, доктор Хилл». Она приоткрыла дверь, чтобы стало немного прохладней, но тут же закрыла ее опять, потому что к будке подошла какая-то женщина и остановилась неподалеку.
— О, я и не знала об этом, — говорила Розмари мнимому собеседнику, по-прежнему придерживая пальцем рычаг. — А что он еще поведал? — Пот струйками катился по спине и под мышками. Ребенок повернулся еще раз.
Не надо было заходить в автомат рядом с кабинетом доктора Сапирштейна. Почему она не прошла до Мэдисон или Лексингтон?
— Прекрасно, — продолжала Розмари. — Он больше ничего не сказал? — Может быть, сейчас Сапирштейн уже вышел из кабинета и ищет ее, и тогда он непременно заглянет в ближайшую телефонную будку. Надо было сразу же садиться в такси и уезжать отсюда подальше. Она повернулась спиной к тому месту, откуда он вероятнее всего мог появиться. Женщина немного подождала и, слава Богу, ушла.
Ги, наверное, уже дома. Он увидит, что чемоданчика нет и позвонит доктору Сапирштейну, думая, что она у него или уже в больнице. И они вдвоем начнут ее разыскивать. И другие тоже. Визы…
— Да? — Она не дала звонку дозвенеть до конца.
— Миссис Вудхаус?
Это был доктор Хилл. Ее спаситель и избавитель, милый, чудесный доктор Хилл.
— Спасибо, — пробормотала она. — Спасибо вам., что позвонили.
— А я считал, что вы уже в Калифорнии.
— Нет. Я просто пошла к другому врачу, которого мне посоветовали приятели, но он оказался плохим, доктор Хилл, он обманывал меня и давал мне очень странные капсулы и прописывал всякие напитки. Ребенок должен родиться во вторник. Помните, вы говорили мне — двадцать восьмого июня? И я хочу, чтобы именно вы принимали у меня роды. Я заплачу вам, сколько вы попросите, как будто у меня и не было никакого другого врача.
— Миссис Вудхаус…
— Можно мне поговорить с вами? — взмолилась она, чувствуя, что он хочет отказаться. — Позвольте мне только прийти к вам и объяснить все, что со мной происходит. Я не могу здесь долго находиться. Тот доктор, мой муж и их друзья — все они замешаны в… ну, в общем, в заговоре. Я знаю, что это звучит нелепо, будто бы я сошла с ума, и вы, доктор, наверное, думаете: «Бедная девушка, она совсем рехнулась». Но я не рехнулась, доктор, клянусь вам всеми святыми, что это не так. Ведь бывают же заговоры против людей, верно?
— Наверное, бывают, — согласился он.
— Ну так вот: сейчас существует заговор против меня и моего ребенка, И если вы разрешите мне прийти к вам, я вам об этом все расскажу. И я не прошу вас делать ничего необычного; просто поместите меня в больницу и примите роды.
— Хорошо. Приходите ко мне завтра на прием после…
— Нет, сейчас, — перебила она. — Прямо сейчас. Они, вероятно, уже разыскивают меня.
— Миссис Вудхаус, — объяснил он. — Я сейчас не в кабинете, я у себя дома. Я всю ночь не спал и…
— Я умоляю вас. Я вас просто умоляю!
Он молчал.
— Я приеду и все объясню. Я не могу здесь оставаться.
— Приезжайте к восьми часам. Вас так устроит?
— Да. Да, спасибо вам. Доктор Хилл?
- Да'
— Вам может позвонить мой муж и спросить про меня…
— Я ни с кем не собираюсь разговаривать, мне надо выспаться.
— Вы передадите в регистратуру, чтобы они не говорили, что я вам звонила?
— Хорошо, передам.
— Спасибо.
— В восемь часов.
— Да. Спасибо.
Мужчина, стоявший спиной к будке, повернулся, как только она вышла, но это был не доктор Сапирштейн, а кто-то другой.
Розмари пошла к Лексингтон авеню, потом вверх по Восемьдесят шестой улице, там зашла в кинотеатр и какое- то время как прикованная просидела в прохладной бархатной темноте перед большим ярким экраном. Немного погодя она нашла телефонную будку и заказала междугородный разговор с Брайаном. Но у него дома никого не было.
Она вернулась в зал и села на другое место. Ребенок утих и теперь спал. Один фильм кончился, начался следующий.
Без двадцати восемь она вышла из кинотеатра и, взяв такси, поехала к доктору Хиллу на Семьдесят вторую улицу. «Там безопаснее, — думала она. — Меня будут искать у Элизы и Джоан, но никак не у доктора Хилла, если только в регистратуре не проговорятся, что я звонила ему».
На всякий случай она попросила шофера не уезжать, пока он не убедится, что она благополучно вошла в дом.
Но никто не остановил ее. Дверь открыл сам доктор Хилл. Сейчас он был более приветлив, чем по телефону. За то время, что они не виделись, он успел отрастить усы — светлые и потому едва различимые, — но все равно продолжал оставаться похожим на доктора Кидлара. На нем была желто-голубая клетчатая спортивная рубашка.
Они прошли в смотровую, раза в четыре меньшую, чем у доктора Сапирштейна, и Розмари рассказала ему обо всем. Она сидела, держась за подлокотники высокого жесткого кресла, и говорила ясно и спокойно, понимая, что любое проявление истерии сейчас только убедит его в ее ненормальности. Она рассказала про Адриана Маркато, Минни и Романа, про длившиеся несколько месяцев боли, которые ей пришлось вынести, про напиток из трав и пирожное, про Хатча и книгу о колдовстве, про билеты на шоу «Фантастике» и черные свечи, и еще про галстук и слепоту Дональда Бомгарта. Розмари старалась, чтобы все было связно и логично, но у нее не всегда это получалось. Однако ей удалось сохранить спокойствие, и она закончила рассказом о магнитофоне доктора Шанда и историей с выбрасыванием книги и неожиданным откровением мисс Ларк.
— Возможно, кома и слепота — это просто совпадения, — согласилась Розмари. — Но может быть также, что они и действительно обладают сверхъестественной силой, которая может наносить людям вред. Однако важно не это, а то, что они хотят отнять у меня ребенка. В этом я абсолютно уверена.
— Похоже на то, — невесело согласился доктор Хилл. — Особенно если принять во внимание, с какой заботой они с самого начала к вам относились.
Розмари закрыла глаза и чуть не заплакала. Он поверил! Он не счел ее сумасшедшей. Потом она спокойно посмотрела на него. Доктор что-то писал. Наверное, его любили все пациенты. Ладони у нее все
