И Бенедетто, как он полагал, тоже.
Леонардо обошел пушечные мастерские, побывал в литейных, где уже царили суета и жар раскаленного металла, и на оружейных складах, где у стен ровными рядами лежали снаряды, зажигательные ядра, шрапнельные гранаты, бомбарды и многоствольные пушки. Это была настоящая фабрика, производившая пушки, снаряды и кулеврины; в каждом ряду находились пушки одного вида; в каждой груде лежали одинаковые бомбарды и снаряды.
Леонардо попытался завести разговор с мамлюком, который ведал складами, но массивный евнух с жестким лицом, разряженный в дорогие одежды даже здесь, в жаркой духоте литейных, словно не замечал его.
— Леонардо, это Абд аль-Латиф, — сказал Бенедетто по-арабски.
Они шли по складу, выходившему на кузницы и литейные; рабы и солдаты налегали на рычаги нескольких больших подъемников, а кузнецы и мастера наблюдали, как поднимают тяжелые кургузые бомбарды и многоствольные пушки на артиллерийские возы, которые затем под охраной вывозили во двор.
— Абд аль-Латиф недоверчив, — продолжал Бенедетто уже по-итальянски. — Но он знает, кто ты такой.
— И что же он знает обо мне? — спросил Леонардо.
— Он знает, что ты работал с Зороастро.
— То есть был его учеником? — не удержался от сарказма Леонардо.
— Этого я бы не сказал, но он говорил мне, что считает вас обоих предателями, что смерть Зороастро под пытками — благое дело, хотя ему недостает Зороастро. Он весьма сентиментален.
— Как и ты?
— О, больше, Леонардо, гораздо больше.
Леонардо отвернулся от Бенедетто.
— Мастер машин, почему здесь так мало разных видов пушек и снарядов? — спросил он у евнуха по-арабски.
— Разве тебе не довольно того, что есть?
— Я был в мастерской маэстро Зороастро и видел много машин, которые могли бы нанести большой ущерб врагам калифа.
— То, что мы изготовили, нельзя сделать в походе, — сказал мастер. — Кузнецы сделают мосты и осадные орудия, а пушечные мастера изготовят порох.
— И мы повезем с собой косы, которые при нужде можно будет прикрепить к повозкам, — добавил Бенедетто. — Все прочее можно будет собрать уже на месте, перед боем.
— Это идея Зороастро? — спросил Леонардо.
— Нет, — ответил Абд аль-Латиф, — эмира Хилала и моя собственная. Сила в простоте. Большинство изобретений Зороастро… неразумны.
— А эти? — спросил Леонардо, указывая на пушки, которые с помощью лебедок грузили на возы.
— Маэстро Зороастро не изобретал этих орудий, — сказал Абд аль-Латиф. — Это сделал я.
Боеприпасы закончат грузить на заре, и именно тогда полки Хилала покинут Дамаск и отправятся на север, в Персию.
Поскольку Леонардо нечего было делать в пушечных мастерских, он обшарил студию Зороастро. Он читал заметки Зороастро, изучал его модели и уже готовые машины. В считанные минуты он разобрался в хаосе, царившем в студии, словно эта студия принадлежала ему. В определенном смысле так оно и было. Зороастро стремился стать Леонардо и почти преуспел в своем стремлении: Леонардо с трудом отличал его идеи от своих собственных. Зороастро придумал свои виды катапульт, баллист и конических снарядов; он создал машины, швырявшие камни, и арбалеты с несколькими тетивами; но более всего Леонардо захватила самодвижущаяся тележка, которая была спрятана в чулане, обнаруженном им по чистой случайности. Это было целиком и полностью творение Зороастро, однако зубчатая передача с разными трансмиссиями казалась Леонардо такой знакомой, словно он сам придумал ее.
Да, здесь Зороастро наконец стал самим собой, и только теперь Леонардо до конца понял своего друга. Он потерял родственную душу; чертежи и механизмы в этой студии не были делом рук подражателя. Леонардо как будто отвернулся, когда убивали его самого; и когда он — безмерно усталый, почти дремлющий — видел мысленным взором своего друга и вспоминал разные случаи из прошлого, он ощутил на себе свой же осуждающий взгляд.
Словно вновь сжигали его горящие глаза отца.
Насколько уродлив был Зороастро, настолько красив Леонардо. Однако Зороастро был зеркалом Леонардовой души. Та хитрость и себялюбие, которые Леонардо видел в своем друге, являлись частью самого да Винчи. Опустившись на колени перед машиной Зороастро, окруженной железными и деревянными конструкциями, словно статуями самой Святой Девы, Леонардо заснул.
И во сне чудился ему скрежет шипастой железной колыбели, которая падала вниз и протыкала сердце и легкие Зороастро.
Он проснулся в комнате Зороастро, в постели Зороастро. Наверное, стражники отнесли его сюда по приказу Бенедетто. В подсвечниках оплывали свечи, что-то стучало снаружи по двери спальни — вероятно, пика стражника. Леонардо вновь уснул, ему приснился сон.
Быть может, стук пики дал толчок именно такому сну, потому что дверь спальни отворилась и вошла Джиневра. Она разделась около постели и скользнула под шелковые покрывала рядом с Леонардо. И когда ее тело, пахнущее розами и потом, оказалось рядом с ним, он проснулся.
— Джиневра?!
Леонардо отпрянул, не веря и страшась, ибо не признавал существования ни духов, ни привидений, ни джиннов. Однако перед ним во плоти была Джиневра. Он протянул руку и коснулся ее лица. Она была настоящая, живая, но чем дольше смотрел на нее Леонардо в мечущемся отблеске свечей, тем яснее видел, что это конечно же не Джиневра. Лицо у нее было чуть мягче, губы не такие пухлые и жадные, глаза не зеленые, а черные, однако абрис лица, сочетание пропорций глаз, носа и губ принадлежали Джиневре. Конечно, сама ее внешность была совсем другой, и волосы, хотя и выкрашенные хной, от природы были каштановыми; и тем не менее с первого взгляда это была Джиневра. Даже теперь, когда Леонардо понял, что перед ним всего лишь дешевая подделка, сердце у него колотилось так бешено, что эхо гулкого стука отдавалось в ушах.
— Маэстро Зороастро считал, что я похожа на ту женщину, — сказала она по-арабски, словно отвечая на его невысказанный вопрос.
— Его женщину? — спросил Леонардо.
— О нет, я знаю, она любила тебя, Зороастро рассказал мне об этом. Он все рассказал мне, и о том, какой ужасный вред нанес вам обоим. Но он тоже любил ее. Так он говорил мне; но я все же думаю, что он, наверное, любил и меня.
— Не сомневаюсь, — саркастически сказал Леонардо.
— Ты говоришь так из жестокости или искренне? — спросила она.
Леонардо заметил, что она дрожит.
— Чего ты боишься? — спросил он.
Женщина смотрела на него прямо, не отводя глаз, но молчала.
— Тебя прислал ко мне Бенедетто?
Она кивнула.
— Он тоже любил тебя?
Она отвела взгляд.
— Зачем Бенедетто прислал тебя ко мне?
