Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
Грань между необходимостью удовлетворить насущные нужды людей и при этом сохранить среду обитания других живых существ порой оказывается трудно различимой, тонкой и неоднозначной. Быть может, ярче всего это видно на примере африканских слонов. Схватка вокруг гигантов животного мира, в которой сцепились экологи-радикалы и хозяйственники-прагматики, идет не первое десятилетие. Стороны давно отточили аргументы, наловчились стрелять из пропагандистских орудий с помощью средств массовой информации и не собираются уступать ни пяди.
На кону – судьба одного из символов континента, включенного в «большую пятерку», то есть своеобразную элиту африканской фауны. В эту «высшую лигу» животного мира вошли лев, слон, буйвол, леопард и носорог. Когда-то список составили охотники, которые считали, что именно этих животных престижнее всего выследить в одиночку и убить. А потом его взяли на вооружение экскурсоводы, заявившие, что «пятерку» в первую очередь следует показать туристу. Если, конечно, повезет… с туркомпанией.
Больше всего запоминается первое знакомство. В моем случае о туркомпании речи не шло. В ту пору я работал в Анголе переводчиком, да и обстановка в воюющей стране к турпоездкам не располагала. Перемещаться из города в город приходилось по воздуху, озираясь и ежеминутно ожидая с земли выстрелов из автоматов или запуска ракеты из переносной установки.
Как леталось в Африке на самолетах, подробно описано в первой части книги. В тот раз, когда я впервые повстречался со слоном, передвигаться по Анголе выпало на вертолете, что случалось нечасто. Удовольствие, прямо скажу, сомнительное. Перелет на винтокрылой машине напоминает поездку верхом на бетономешалке, но что делать? Других вариантов не было. Лучше плохо лететь, чем подорваться на мине или погибнуть от пули. Кроме того, раньше я на вертолетах не летал, поэтому новый опыт представлялся заманчивым.
В международном аэропорту Луанды имени 4 февраля нравы царили простые. Везде, за исключением авиадиспетчерской, работали советские специалисты. На перрон, то есть стоянку авиатехники, можно было проходить практически свободно. С геологами, для которых я тогда переводил, мы без досмотра миновали таможню, спокойно прошли насквозь здание аэровокзала, оставили позади военные и гражданские самолеты и вскоре были на месте назначения.
Летчики запустили двигатель, но воздушная машина долго не трогалась с места. Выруливание на взлетно-посадочную полосу показалось бесконечным. На улице стояла жара градусов в 35, что при 100-процентной влажности повергало в отчаяние. С нас градом катился пот, летчики ждали. Но вот разрешение на взлет наконец поступило, короткий разбег – и вертолет советской геологической партии оранжевой каплей взмыл в сочную лазурь ангольского неба. Внизу проплыли зубцы португальской крепости Сау-Мигел, песчаная коса Илья, словно гигантским серпом охватившая бухту Луанды… Вскоре город и океан скрылись из виду. Ми-8 взял курс на северо-восток. Предстояло преодолеть несколько сотен километров над саванной и предгорьями ангольских провинций Бенгу и Уиже.
Я приклеился к иллюминатору: всего несколько дней назад ступил на африканскую землю, и сразу такая удача. Хотелось до самой мелкой черточки, до последней травинки запечатлеть в памяти природу континента, о котором я только читал в книгах и журналах и видел его в «Клубе кинопутешествий». Словно угадав мои мысли, пилоты снизили машину до высоты 10–15 метров. Мимо проносились раздутые стволы баобабов, время от времени возникали деревни – ровные окружности, очерченные пунктиром из островерхих, крытых соломой хижин кимб. Думалось: как живется их обитателям на выжженной, неестественно красной земле без признака воды на многие километры в округе?
Из созерцательной меланхолии вывели сидевшие в салоне ангольцы. Безмолвные и равнодушные с момента посадки в вертолет, они неожиданно оживились и подняли галдеж.
– Элефанте! Элефанте! – разобрал я в нестройных восклицаниях.
Невероятно, но почти на голом пространстве слона-то я не приметил. А увидев, похолодел – да вот же он, совсем рядом, величавый, ярко-коричневый, почти сливающийся с почвой. Такой странный, такой не похожий на серого сородича из московского зоопарка времен глубокого детства, на которого я с чувством удивления и страха взирал, держа в одной руке стаканчик мороженого с розочкой за 19 копеек, а в другой сжимая дедушкин палец. Экипаж вертолета сделал несколько кругов, чтобы как следует разглядеть красавца. Тот поначалу стоял спокойно. Лишь чуть заметно ходили волнами непропорционально большие, чувствительные уши. Вдруг вверх взметнулся гофрированный хобот. Африка приветствует тебя! Такой трубный возглас почудился мне на волне упоительного восторга.
– Везет же некоторым, – сказал после приземления командир экипажа. – Я здесь три года, всю страну облетал, считай, раз триста, а эдакую махину встречаю впервые.
И раздумчиво добавил:
– Если честно, эти звери вообще нечасто на глаза попадаются, что при их габаритах…
Оглушенный потоком новых впечатлений, я не придал значения последней фразе пилота.
– Ничего, мне попадутся, все еще впереди, – самоуверенно усмехнулся я про себя.
Однако за год, проведенный в Анголе, ни одного гиганта повстречать так и не довелось. После возвращения в Москву я часто вспоминал поразившую меня картину: слон с поднятым хоботом посреди красно-желтой саванны. Постепенно она утрачивала свой первоначальный смысл, превращаясь из жеста гостеприимства в олицетворение отчаяния, крик о помощи, призыв к благородству людей, проклятие людскому варварству.
Тысячелетиями, с тех пор как животный мир планеты при загадочных обстоятельствах лишился изысканного общества динозавров, африканские слоны остаются крупнейшими сухопутными млекопитающими. Ни один обитатель Земли, даже собратья из Индии, не в силах составить им конкуренции. Вес африканских исполинов достигает восьми тонн, а рост превышает четыре метра. Прозвище «властелин саванны» они заслужили по праву, хотя не чураются и напоенных влагой тропических чащоб. Именно по среде обитания ученые разделили африканских слонов на два подвида – саванный и лесной.
Под стать уникальным размерам роль, которую играли и кое-где продолжают играть слоны в хозяйственной и духовной (я не оговорился, именно духовной) жизни обитающих в этих климатических зонах народов, в поддержании экологического равновесия. Они выступают главными героями сказок и легенд, их частенько поминают в пословицах и поговорках. В верованиях и религиозных воззрениях великаны часто предстают как символ мужества, благородства и, разумеется, силы, в том числе детородной.
В древности охота на слонов была скорее ритуальным действом, нежели доходным промыслом. Она не угрожала численности животных, к ней долго готовились, а в главной роли выступали опытные профессионалы, унаследовавшие знания и навыки от предков. У пигмеев и не только по сей день сохранились особые слова, которыми обозначают это редкое ныне ремесло.
Соплеменники не зря столь уважительно относились к экзотической для нас профессии. В саванне и джунглях слону нет равных, на водопое даже львы услужливо уступают ему место. Чтобы победить исполина, человеку приходилось идти на хитрость. Самые опытные охотники подкрадывались во время сна и перерезали ахиллесовы сухожилия. Слон становился беспомощным, и его можно было сравнительно легко добить. Маленькая проблема состояла лишь в том, как незаметно подобраться к чуткому животному, рядом с которым, как правило, на страже стоят сородичи. Поэтому менее безрассудные африканцы предпочитали глубокие ямы-ловушки, замаскированные ветками и травой.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
