– Легче было дать тебе свое тело, чем выдавать такие сцены, – ее опухшие веки закрылись, ей стало легче, когда он начал поглаживать ее волосы. – Я могла убедить себя в том, что это была страсть, и если к ней все еще примешивалась любовь, то я могла бы сдержать себя. Но я боялась опять делать тебя своим другом, – приходя в себя, она протяжно вздохнула. – Пойду, умоюсь. Оставь меня одну ненадолго.
– Рокс…
– Прошу тебя, – она отодвинулась, оказав ему больше доверия, чем оказывала когда-либо раньше. Ведь она разрешила ему увидеть то, что слезы сотворили с ее лицом. – Мне кое-что надо сделать. Пойди прогуляйся, Каллахан. Дай мне полчасика.
Она нежно поцеловала его, прежде чем он успел выдвинуть какой-либо аргумент.
– Я вернусь.
– Я на это рассчитываю, – наконец улыбнувшись. произнесла она.
* * *
Он принес ей цветы. Он понял, и не без чувства вины, что и в тот, и в другой раз не дал Роксане того, что Лили назвала бы надлежащей обработкой. Первый раз он был слишком ошеломлен ею, второй – слишком напряжен. Возможно, сейчас уже было слишком поздно для подобных ухажерских ритуалов, тем более, что они были любовниками, партнерами по работе и родителями общего ребенка, но, как сказал бы Макс лучше поздно, чем слишком рано.
Он даже подошел к входной двери вместо того, чтобы войти через черный ход и как ухажер, идущий в гости к своей пассии, он пригладил рукой волосы и нажал кнопку звонка.
– Каллахан, – Роксана открыла дверь, удивленно засмеявшись. – Что ты здесь делаешь?
– Приглашаю красивую женщину на ужин, – он вручил ей розы, затем лихо раскланявшись, преподнес букет бумажных цветов, который взялся откуда-то из манжета.
– Ой, – она была сражена наповал – обаятельная улыбка, изящное приветствие, огромный букет благоухающих роз и нехитрый фокус. Такой резкий поворот событий вызвал подозрение.
– Чего ты хочешь?
– Я же сказал. Приглашаю тебя провести со мной время.
– Ты, – смех как-то неженственно прорвался через ее нос. – Н-да. За двадцать лет ты ни разу никуда меня не пригласил. Чего ты хочешь?
Нелегко было ухаживать за женщиной, взиравшей на тебя из-под покрасневших и опухших век.
– Пригласить тебя на ужин, – процедил он сквозь зубы. – Потом можем покататься на машине – найдем где-нибудь укромное местечко на обочине и поцелуемся – пообнимаемся.
– У тебя что, крыша подала?
– Черт возьми, Рокс, ну ты пойдешь со мной или нет?
– Вообще-то не могу. У меня дела, – она наклонила голову, чтобы вдохнуть аромат роз. Прежде, чем она смогла полностью оценить их запах, она вновь отпрянула. – Надеюсь, ты принес их мне не потому, что я плакала?
Да, крепкий орешек, подумал он.
– А ты наверное подумала, что я никогда раньше не дарил тебе цветы.
– Нет, ну как же, дарил, – она сдержала улыбку, хотя вырисовывающаяся картина начинала ей нравиться. – Два раза. Первый раз, когда ты опоздал на два часа на ужин – ужин, который я с таким трудом приготовила сама.
– И ты бросила их в меня.
– Конечно. А второй раз – Ах, да, это было, когда ты разбил фарфоровую шкатулку, которую Лили подарила мне на Рождество. Так что же, Каллахан, ты сотворил на сей раз?
– Ничего, кроме того, что пытался быть любезным с разозленной женщиной.
– Ну что ж, я ведь не бросаю их тебе назад, – она улыбнулась и взяла его за руку. – Пошли в дом. Поужинаем здесь.
– Рокс, я хочу побыть с тобой наедине, а не в доме, где полно народу.
– Дом, полный народу, ушел на целый вечер, так что Бог тебе в помощь, Каллахан, я уже готовлю.
– О, – значит, глубина его чувств проверена, где только можно. Он изобразил улыбку, – отлично.
– Я думаю. Пошли в гостиную. У меня там для тебя сюрприз.
Он едва не спросил ее, не приготовила ли она какую-нибудь отраву, но сдержал себя.
– Если ты не хочешь возиться с готовкой, крошка, мы можем увалить отсюда, – он проследовал за ней в гостиную, где увидел мальчика, сидевшего на краю дивана.
– Привет, дружище.
– Привет, – Нат долго изучал его с пристальностью, которая заставила Люка съежиться. – А почему ты здесь не живешь, если ты мой папа?
– Я… – потрясенный до глубины души. Люк мог только смотреть.
– Мама сказала, что тебе нужно было уехать надолго, потому, что тебя преследовал плохой человек. Ты его застрелил?
– Нет, – он хотел сглотнуть, но не смог. И сын, и любимая женщина терпеливо ждали. – Я решил его проучить. Я не думаю, что мне понравилось бы в кого-нибудь стрелять, – ошарашенный он посмотрел на Роксану. – Рокс. – Хотя его глаза молили о помощи, она покачала головой.
– Иногда с места в карьер – единственный путь, – прошептала она. – Безо всяких репетиций, Каллахан. Без сценариев и прогонов.
– Ладно, – неровной походкой он подошел к дивану и сел на корточки перед сыном. На мгновение он почувствовал себя так же, как во время своего первого представления под ярким куполом карнавального шатра. Мурашки побежали по его спине – Прости. что я не был здесь с тобой и твоей матерью, Haт.
Глаза Ната забегали. В животе у нет урчало с тех пор, как мама усадила его и сообщила, что у него есть папа. Он не знал, к добру урчит живот или нет – так же, как когда Мышка кружил его или когда он объелся конфетами в День Всех Святых.
– Может быть, ты не мог, – промурлыкал Нат, дергая за нитки, торчащие из дырки на коленке его джинсов.
– Мог или нет, все равно прости. Я не думаю, что я тебе так уж сильно нужен, ты ведь уже большой. Мы – ax – будем дружить, хорошо?
– Конечно, – Нат выдвинул нижнюю губу. – Я-то думаю.
А он еще считал, что Роксана – крепкий орешек.
– Можем быть друзьями, если ты захочешь. Тебе не обязательно считать меня своим отцом.
Слезы стояли у Ната в глазах, когда он вновь поднял голову. Его губы задрожали, и это ударило Люка в самое сердце.
– А ты этого не хочешь?
– Да, – его горло заныло, на сердце стало легче, – да, хочу. Очень. Я что хочу сказать, ты сейчас маленький и неказистый, но у тебя есть потенциал.
– А что такое потенциал?
– Возможности, Натаниель, – нежным движением Люк взял в руки лицо сына. – Много-много возможностей.
– Потенциал, – повторил Нат, и подобно своей матери в детстве, стал смаковать это слово. Он широко и ласково улыбнулся.
– Отец Бобби построил ему шалаш. Большой-пребольшой.
– Да ну, – удивленный и обрадованный Люк бросил взгляд на то место, где все еще стояла Роксана с цветами в руке. – Парень-то сразу все сообразил.
