Интервью
[От инт. Здесь я намеревался привести для вас еще кое-какие выдержки из репортажей Ко Эйдзи, но ловлю себя на желании снова и снова вмешиваться, внося разъяснения. Итак, мы с вами продолжим путь вместе неторопливо, как бы пешочком. Я решил, что попробую разыскать г-на Ко; собственно, мне удалось найти г-на Ко, и он согласился поговорить со мной о процессе. Результаты этого интервью приведены ниже.]
[Это интервью состоялось в собственном доме Ко Эйдзи, облупленной постройке в южной части Сакаи. Открыла мне его дочь, но немедленно ушла, как только удостоверилась, что меня удобно устроили и проявили ко мне гостеприимство всяческими способами. Мы сидели у длинной череды окон, выходящих на залив. Старый журналист объяснил, что любит сидеть здесь по утрам, но днем становится чересчур шумно, и тогда он уходит на дальнюю половину дома. Я сказал ему, что интервью, вероятно, так долго не затянется.]
≡
инт.: Господин Ко, я хотел бы знать, дадите ли вы какое-то объяснение последним дням процесса Оды Сотацу. В свое время ваши репортажи о нем производили большой фурор и их перепечатывали газеты всей страны. Как развивались события?
ко: Он просто отказывался говорить. Полагаю, было много вещей, которые он мог бы сказать. Ничего из этого он не сказал. Кроме момента, когда его заставили говорить – это было в начале процесса, – он больше ни разу ничего не сказал. Человеку, находящемуся под стражей, явно не следовало бы так себя вести, а человек невиновный определенно не стал бы так себя вести. Все это противоречило здравому смыслу. Если это была шутка, то самая странная шутка на свете, и чтобы ради нее человек рисковал своей жизнью, и чтобы было совершенно неясно, в чем ее соль? Ума не приложу.
инт.: Некоторые говорили, что насильственное кормление, к которому прибегали… что оно могло разжечь в нем упрямство. Вы разделяете это мнение?
ко: Несомненно, на пятый день процесса, когда из-за воздержания от пищи он почувствовал себя совсем плохо, – тогда-то его и начали кормить. Думаю, его манера держаться явно изменилась. Хотя, на первый взгляд, он вел себя по-прежнему, вид у него был какой-то смирившийся. В его глазах удавалось прочесть даже меньше, чем раньше.
инт.: И все вы надеялись, что он начнет говорить о жертвах?
ко: Судьи многократно и пространно допрашивали его о жертвах. Все усилия были безрезультатны. Его собственный адвокат, по-моему, это был Яно Харуо, защитник…
инт.: Это был господин Утияма, по-моему.
ко: О да, боже мой, столько лет прошло. Утияма Исао. Он, кажется, умер. Всего несколько лет назад. Отец большого семейства. Они всегда жили в Сакаи, по-моему, много поколений.
инт.: Вы начали говорить о том, что защитник…
ко: Защитник, дайте подумать… ах, да, защитник даже пытался его уговаривать: расскажите все, пожалуйста, расскажите все, это будет наилучший выход для вас и для всех, кого это затрагивает. Он и впрямь был хороший человек, очень хороший, справедливый человек, Утияма. Его очень уважали. Он перепробовал с Одой все возможные способы, все, что мог. Спустя много лет я поговорил с ним об этом наедине. Он очень сожалел, очень сожалел из-за всей этой истории. Некоторые обвиняли его. Несправедливо, но… что ж, некоторые его обвиняли. Утияма сказал мне, что много лет хранил у себя дома портрет Оды, все время, пока практиковал, просто как напоминание: как мало мы знаем о людях, о своих собратьях. Всегда остается что-то, чего мы пока не знаем.
Знаете, что он мне сказал? Что сказал Утияма? В день ухода на пенсию он порвал портрет и выбросил. Больше не желал его видеть. Думаю, он считал, что пытался что-то предпринять на процессе Оды. Умолял его заговорить и объяснить его действия. Но Ода остался равнодушен к его словам.
инт.: И каков был результат?
ко: Результат был такой, что процесс завершился. Он не желал говорить, а факты выглядели относительно очевидными. В своем признании он утверждал, что оттуда-то и оттуда-то были уведены двенадцать жертв, всю эту информацию невозможно было найти ни в одном другом месте – ни в газетах, ни где-то еще. По-моему, газеты знали только о некоторых жертвах. Есть некий груз на совести, есть проникновение в тайну, которое должно произойти, – и вроде бы вот оно. Одного лишь признания никогда не бывает достаточно или не должно быть достаточно. Возможно, иногда достаточно. Но так не должно быть. В данном случае было и кое-что еще. Все эти люди пропали. Вы должны понять, мы очень беспокоились. Все в Сакаи, в префектуре Осака, все мы очень беспокоились.
инт.: Понимаю, я могу это по-человечески понять.
