Книга Случай в Семипалатинске - Николай Свечин

Кажется, трюк с пароходом удался, и они обманули преследователей. Если, конечно, это были преследователи, а не случайные путники.

Так или иначе, три всадника быстро двигались по старинному тракту вдоль прежней Иртышской линии. Все селения на пути являлись бывшими форштадтами. В них были заметны остатки крепостных сооружений: рвы, валы и редуты. После станицы Осьморыжской берег резко понизился, долина реки существенно расширилась. Они проехали по краю песчаную впадину Кулундинской степи. Дорога тянулась сначала по болоту, а потом по солонцам. Тут Лыкову пришлось нелегко. Он стал сдавать от длительной тряски в седле. А еще эти проклятые солонцы! К концу лета почва на них высыхает, и соляная крошка делается толщиной с аршин. При сильном ветре в небо поднимается соляная буря. Мелкие крупицы забивают нос и рот, кожа зудит, глаза слезятся — невыносимо.

Изменилась и дорога. На тракте все чаще стали попадаться груженые караваны. Неподалеку находилось озеро Коряковское, одно из богатейших соляных озер России. В год там добывали два с половиной миллиона пудов соли. Движение становилось оживленным, чувствовалось приближение большого города. Инородцы гнали вдоль тракта свои стада, крестьяне везли обмолоченный хлеб. Попадались бычники — так здесь называли малороссов за воловьи упряжки. На дороге сделалось шумно и беспокойно, зато в такой толпе легче затеряться. Алексей Николаевич озверел: все тело чесалось, хотелось пойти в баню, отдохнуть в настоящей постели и пересесть с седла в тарантас. Староват он стал уже для многодневных скачек. Наконец впереди показались крыши Павлодара.

Этот город стал расти благодаря особенностям Иртыша. Выше по реке начинались перекаты, которые многие суда не могли проскочить. Они разгружались в устье речки Тяпки в девяти верстах от Павлодара. Затем товары или переваливали на подошедшие сверху баржи, или тащили дальше посуху. Жалкий городишко за счет таких манипуляций превратился в важный торговый центр. Затем открыли Сибирский железнодорожный путь, а вскоре — угольные копи Экибаз-Туза. И Павлодар возвысился над всеми, сделавшись вдруг ключевым складочным местом в Степи.

Лыков первым делом побежал в торговые бани и провел в них четыре часа. Сын же вымылся по-быстрому и ушел с Ботабаем. Когда питерец сидел под навесом и цедил холодное пиво, они явились.

— Ну, что дальше?

— Папа, мы наняли тебе легчанку, проедешься немного с удобствами.

— Какую еще легчанку?

— Так называют дрожки с железным кузовом.

— А у кого наняли?

— Здесь есть земская гоньба, она поручена казакам в качестве натуральной повинности. До Семипалатинска осталось триста тридцать семь верст. Сто из них махнешь в дрожках, отдохнешь и снова пересядешь в седло.

— Что, я так плохо выгляжу? После бани вроде силы вернулись…

— Нет, ты нужен мне на месте в работоспособном состоянии. Нам предстоят дела серьезные, усталый человек не справится.

Сыщик возразил:

— Это задержит нас почти на сутки, верхами передвигаться быстрее.

— Черт с ними, лишними сутками.

И Лыков согласился. Его отвели на станцию, усадили в крепкий экипаж незнакомой конструкции. Сзади поместили чемоданы с вещами и привязали буланку. Станичник из запасных сел на облучок, Николай с Ботабаем пристроились по бокам, подобно караулу. И они рванули.

В Павлодаре кипела деловая жизнь, колонна с трудом пробиралась к выезду на тракт.

— Что здесь сегодня, ярмарка, что ли? — крикнул отец сыну. — Не протолкнуться!

— Крестьяне убрали зерно, везут в Омск. Самая горячка. А еще соль, уголь, кожи… Бойкое место, прямо степной Чикаго.

Путешественники вывернули на площадь, и Алексей Николаевич присвистнул. Это оказалась не площадь, а огромное пепелище. Несколько кварталов выгорели подчистую, лишь печные трубы торчали тут и там.

— В девятьсот первом году был большой пожар, — Николай кивнул на закопченные развалины. — До сих пор отойти не могут. Полгорода тогда сгорело.

Не без труда они вырвались из Павлодара и двинулись на юго-восток. Триста с небольшим верст — на один зуб! Опять потянулись соляные озера и казачьи станицы. Из них выделялась Ямышевская, где родился знаменитый географ и путешественник Потанин. Песчаная холмистая местность без единого кустика уже порядком надоела командированному. Правда, ее стали разнообразить невысокие скалы, которые вырывались из земли, как гребни Змея Горыныча. Иногда камни слоились под воздействием ветра, и тогда они походили на стопку огромных блинов, набросанных друг на друга. Другие напоминали оплывшие свечи, третьи — юрты кочевников. Между ними слонялись бесчисленные табуны лошадей и огромные отары овец.

В Глуховской легчанку отпустили, и Лыков опять водрузился на кобылу. Он отдохнул и был готов к подвигам.

— Ну, Чунеев, показывай свои семь палат!

Сын фыркнул:

— Эка хватил.

— Не понял. Если город называется Семипалатинск, то вынь и положь.

— Никак не получится. Когда его основывали почти двести лет назад[21], палаты там еще были. Точнее, не палаты, а развалины семи больших строений из необожженного кирпича, поскольку калмыки обжигать его не умели. Сейчас и следа тех развалин не осталось. Кроме того, место для города выбрали неудачно. Не знаю, правда ли это, но говорят, что пришлось четыре раза его переносить.

— Четыре раза? Вот глупость! Ведь затраты, хлопоты.

— Трудно найти подходящий во всех отношениях базис в этих краях. Крепость постоянно затапливало в половодье, или вода подмывала берег… А потом, в сам город мы не поедем, ты зря размечтался. Как раз у Старо-Семипалатинского поселка свернем с тракта и укроемся в юртах. Надо сначала разнюхать, что творится, как там наши девять адаевцев, какие еще новости…

От Старо-Семипалатинского до областной столицы всего шестнадцать верст. Лыкову опять хотелось в баню, но увы… Не задерживаясь в поселке, всадники свернули налево и ехали еще полдня. Путь их, к удивлению питерца, сначала шел через сосновый бор. Николай пояснил, что лес охватывает город широкой полосой с северо-востока и весьма украшает местность. Пройдя его насквозь, путники снова оказались в голой степи. Наконец появились юрты летнего стойбища — много, целый аул.