Не будь дед такая каланча – с ёлки своим ходом не ушёл бы.
Зал султану аплодировал стоя. Потому что нечего маму обижать.
* * *
Господин посол мужчина важный. Унитаз у него большой, как церковь. И что-то в унитазе сломалось.
Господин посол решает для себя – не посольское это дело, унитазы починять. Вот был бы примус, тогда да. А за горшки – нет, не берётся. Ссылается на крайнюю рукозадость, присущую послам большинства мировых держав.
Секретарь посольства звонит по газете во «все виды сантехнических работ». И вот, мастер Женя приезжает. Добрейшей души. На входе его обыскали, но не отобрали ничего. Потому что лицо честное. И мобилку оставили, хоть в мобилке мог быть тротиловый эквивалент ракеты «Булава» или даже фотик.
Посол заглянул, спросил – «Хав а ю»?
– Женя, – признался Женя.
– О! Джек! Овзихавтуплэйтугезалисенпикчерзтумайстори, йез? – спросил посол более детально.
– Йез, – Женя в ответ слепил такое умное лицо, какое только можно слепить из двух пуговок, картофелинки и лукового перегара.
Большому, красивому, как яхта, унитазу, Женя сделал наркоз, провёл резекцию и, якобы случайно, оторвал бачок с корнем.
(На самом деле, так поступают все настоящие сантехники, чтоб потом было о чём рассказывать.)
И грянул потоп.
В посольском туалете ведер с тряпками нет.
И вот, Евгению мерещится ужасное: госпожа наша Латвийский Президент пьёт корвалол стаканами, вся в пятнах, трясёт нотой протеста на пяти страницах и орёт по-русски:
– Что это такое, сука! Зачем ты затопил посольство!
Женя сдирает с себя свитер, хочет вытереть вооружённый конфликт между Родиной и Англией.
А вода прибывает. Женя ищет, чего бы перекрыть, забегает за угол, там в душе человек плещется. Женя кричит сквозь перегородку, громко, но вежливо, чтоб не испугать:
– Простите, где тут перекрыть холодную воду можно?
Теперь представьте: вы – жена английского посла. Моетесь в душе вся, вместе с сисями. «Джингл белз» напеваете. Как вдруг вбегает полуголый инкогнит, орёт взволнованно, очень похоже, что по-арабски. И совсем не кажутся его слова предложением дружить народами.
Жена посла заявляет твёрдо, что из душа не выйдет, потому что верна стране, королеве и, по возможности, мужу. А ещё лучше Девиду Бэкхему.
Евгений переспрашивает:
– Чиво?..
Тут слушатели-мужчины обычно перебивают рассказчика, интересуются, какая она из себя, дрим вумен оф бритиш амбассадор. Женя врёт, говорит, не рассмотрел, и что вера в Бога не велит ему алкать чужих тёть. По жару отпирательств всем делается ясно: сеанс имел место. И размер груди был минимум четвёртый.
А вода прибывает.
Женя убегает вдаль, искать вентиль. Леди, прикрыв полотенцем собственность господина посла, зовёт всю королевскую конницу, всю королевскую рать. Прибегают конница и рать – в туалете нет никого. Лишь озеро до горизонта разлилось. А Женя решил предупредить шефа о конфузе.
(Владимир Сергеевич, у вас есть чем застрелиться? Ну, слушайте, тут такое дело.)
Набирая номер, Женя случайно забрёл в спальню господина посла. Совершенно случайно.
Не ждите наигранных реплик – «кто спал на моей кровати и разорвал её на тыщу маленьких кроваток!» Всё-таки, Евгений – не дикая селянка Машенька. Он не валялся в перинах, просто фотографировал немножко. Той самой неотобранной мобилкой. Потом, когда конница и рать выкручивали обе его руки и левую ногу, объяснял по-шпионски правдоподобно:
– Снимал на память, вдруг никогда больше не удастся побывать в спальне английского посла…
Теперь мы всей фирмой ждём прилёта из Англии ракеты Першинг с вот такой боеголовкой, которая будет являть собой адекватный ответ на Женину дерзость. Страшно, йопт!
* * *
Ездил в детстве на охоту на уток. С мужиками. Мужики матёрые, вонючие водкой, портупеей и носками. Настоящие охотники. Матюки такие, что чуть громче – утки бы падали без выстрелов. От шока.
В будке, на спине плачущего в гору «газона» жарили яичницу. Куриные яйцы жарили, собственными рисковали в сантиметре от раскалённой сковороды, прикрученной (казалось) прямо к газовому баллону. На полном скаку. Весело и страшно!
День ехали. Байки и гогот. К ночи добрались до хутора. Долго пили, потом шли спать на сеновал. Детей двое – я и не помню уже, кто. Забрались на вершину, смотрели спутники. Раз в десять минут из-за стола прибывали ослабшие. Все нанизывались задами на хозяйские вилы, спрятанные в сено для юмора, ойкали и головой вперёд втыкались в пыльные травы. К четырём утра стог был нафарширован мужиками под завязку. Пятки торчали во все стороны, как орудия броненосца. Сеновал Потёмкин-Таврический.
Последним пришёл Иваныч. Самый голосистый и бездонный. Он тоже ойкнул, почесал уколотое полушарие и почему-то пошёл спать в собачью конуру. Схватил мухтара за уши, выволок из будки и занял нагретое место.
Утром все мужики злющие, будто не мухтара, а их с тёплого повыгоняли. Рожи синие, губы как сосиски. Один Иваныч, счастливый, спит в центре двора пузом к солнцу. Он встал в пять утра и шутки ради выпил три бутылки, оставленные компанией на опохмел. Остряк. Бэнни Хилл.
Никто не смеётся. Даже не улыбается сардонически.
Взяли проглота за конечности, раскачали, вбросили в кузов, поехали дальше. В тишине. В страшном молчании. Иваныч издевательски храпит весь остаток пути. Нагло. Точно в уши и звенящие мозги.
Потом была собственно, охота. Пальба, спаниэли таскают селезней, в каждом кусту свой Мюнгаузен. Иваныч тоже шёл охотиться, но теперь спит в луже. Потом рассказывал, что просто устал и подумал: «на фиг!», и лёг, и уснул. А вечером встал и полез по камышам уток собирать. Больше всех набрал. Ни разу не пальнул в тот день.
Зато на следующий – повесил на сук жестянку из-под сардин в томате, отсчитал полста шагов и по-лермонтовски поднял ствол. Проверял себя на меткость.
Естественно, засадил кому-то в Ж. Всего одна дробина, но извинялись всей компанией, поили вражеских охотников.
И всю дорогу – Иваныч… Иваныч… Иваныч…
Как А. Калягин в «Зд., я ваша тётя». Пока в кадре – всё переливается и блестит. Выходит за рамку – будто потеряно что-то…
Я вовсе не стремлюсь к алкоголическим подвигам. Меня восхитила тогда Иванычева отдельность от всех. Бесконечная свобода, которая не через убегание от общества рождалась, а прямо тут, в присутствии. Не нравится – сами бегите. Беспредельный кураж.
Теперь скажите мне, что такое обаяние?
* * *
Мой приятель Игорёк умел петь песню про медуз. Тихо и проникновено. Поэтому его любили шесть красивых женщин и тридцать – с обыденной внешностью.
