Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
– Клянусь, там абсолютно безопасно! Вся семья в Суссексе, поглощены подготовкой детского приюта. Вилли отвечает за затемнение, да и вообще у нее… забот хватает. – Это был тактичный намек на Роланда – малыша, родившегося в апреле, ровно два месяца спустя после того, как Диана узнала о беременности Вилли.
– Разумеется, я тебе доверяю, – ответила она.
– Я знаю, – улыбнулся он и легонько пожал ей руку. – Ты – замечательная девушка, мне так повезло с тобой!
Доев икру, они принялись наблюдать за соседним столиком. Пожилая пара почти не разговаривала друг с другом: мужчина вставил монокль, чтобы следить за разделкой canard en presse[1], женщина с отвращением разглядывала свой рот в зеркальце. Кусочки грудки были разложены на серебряном блюде и подогревались на спиртовке.
– Слышала когда-нибудь о женщине, которая надела платье с очень низким декольте?
Диана покачала головой.
– Короче, как-то раз за столом у нее случайно вывалилась одна грудь; молодой официант заметил это и тут же ловко вправил ее обратно рукой.
– Какая находчивость!
– Вовсе нет! К нему подошел метрдотель и прошипел: «В нашем ресторане принято пользоваться слегка подогретой ложкой!»
– Милый! Ты все выдумал!
– Честное слово! Я лично знаю парня, который видел это собственными глазами.
Из филе выдавили сок и теперь подогревали в серебряном соуснике на второй спиртовке.
– А что, если все захотят это блюдо? – предположила Диана.
– Тогда заведение окажется в тупике. Я сам как-то утку не очень – слишком жирная. Предпочитаю простую еду.
– Икру и куропатку ты называешь простой едой?! Их едят только на званых обедах по большим праздникам!
– А у меня и есть праздник – день рождения. Вот решил отметить в узком кругу.
После секундного замешательства – как она могла забыть! – Диана возразила:
– Ты же родился в мае!
– А я праздную день рождения каждый месяц.
– Тогда ты, должно быть, ужасно старый!
– Да, я отлично сохранился для своего возраста. – Сомелье принес кларет и налил немного в бокал Эдварда; тот внимательно принюхался и кивнул: – Неплохо.
– Что это? – Ему нравилось, когда она интересуется вином.
– Понте-Кане двадцать шестого года – подойдет к куропатке.
– М-м…
Разница между Эдвардом и ее мужем – одна из многих – заключалась в том, что Ангус вел себя как богач, не являясь таковым, а Эдвард – как человек чуть более состоятельный, чем на самом деле. Как приятно выходить в свет и не ужиматься потом неделями! А еще приятно проводить время с человеком, который не притворяется, будто ему все наскучило. Ангус считал хорошим тоном носить маску усталой пресыщенности, тогда как Эдвард умел искренне наслаждаться жизнью и не собирался этого скрывать.
– Здорово, правда? – улыбнулся тем временем последний, разделываясь с птицей. – Это я хорошо придумал – провести целое утро на лесопилке: железное алиби! И потом, разумеется, мне нужно забрать из квартиры кучу вещей для Вилли, а вечером будут ужасные пробки…
– Вполне возможно, что и правда будут.
– Ну, посмотрим. Главное – наслаждаться сегодняшним днем, а будущее само о себе позаботится.
Увы, так не бывает, думала Диана несколько часов спустя, лежа в чужой спальне. Точнее, может, и бывает, только не с ней. Собственное будущее расстилалось перед ней унылым, серым безбрежьем, а она болталась где-то в кильватере на веревке, как приговоренная. Если начнется война – а Эдвард считал, что непременно начнется, – ей придется провести зиму в сыром коттедже с Айлой и Джейми. Разумеется, она обожала Джейми, но с золовкой было скучно до умопомрачения. Другой вариант – поехать на зиму (точнее, на всю войну) в Шотландию к родителям Ангуса (они ее терпеть не могут) – и тогда у нее не будет ни малейшего шанса увидеться с Эдвардом. Ангус заявил, что хочет вступить в армию – по крайней мере уберется с глаз долой; однако и Эдвард тоже рвется на фронт. Он уже пытался попасть на флот – не взяли, но он обязательно что-нибудь придумает. Ей вспомнился прошлый год, хотя тогда случилась неожиданная отсрочка; вряд ли стоит надеяться на повторение.
Эдвард спал. Она повернула голову, разглядывая его. Эдвард лежал на боку, положив руку на ее правую грудь – самую любимую, по его словам. У Дианы был не по моде большой бюст, однако ему нравилось: прелюдия всегда начиналась с него. В расслабленном состоянии его лицо носило печать простого благородства: широкий лоб с «вдовьим хохолком», крупный нос с горбинкой – каждая ноздря украшена шелковым, чувственно курчавящимся волоском, заметным, только если голова запрокинута. Синева чуть ниже скул (он брился дважды в день, если предстоял выход в свет), подбородок с ямкой посередине, опрятные усы щеточкой, почти не скрывающие длинную, узкую верхнюю губу, причудливо контрастирующую с полной нижней. Спящие выглядят совсем иначе, подумалось ей: открытые глаза отвлекают от истинного портрета души. Поскольку им предстояло расставание, да и секс был хорош – лучший в его жизни, уверял Эдвард, – и теперь он лежал рядом, такой красивый и беззащитный, что она почувствовала прилив нежности, одновременно романтической и материнской. «Разбуди меня, если отрублюсь, – попросил он ранее. – Если мы опоздаем, мне всыплют по первое число» – совершенно мальчишеская реплика!
Она осторожно погладила его по лицу.
– Просыпайся, старичок, нам пора.
Однако в машине они все-таки поссорились. К тому времени, как Эдвард загрузил все необходимое, было уже половина шестого – намного позже, чем они собирались. Открыв перед ней дверцу машины, он вдруг спохватился:
– Боже правый, совсем забыл драгоценности Вилли! – И поспешно забежал в дом.
Вернувшись с большой викторианской шкатулкой, он сел за руль, но никак не мог найти ключи и в спешке небрежно отодвинул шкатулку ей на колени. Она оказалась незапертой, и содержимое высыпалось ей на юбку и на пол.
– Вот досада! – воскликнул Эдвард, вставляя ключ в замок зажигания. Целую вечность Диана собирала с пола разрозненные детали, большей частью в потертых кожаных чехлах со сломанными застежками; молча складывала гранатовые серьги, ожерелья из стразов, броши, гарнитур из топазов и жемчугов – все, что он подарил своей жене. Ей совсем не хотелось ни видеть, ни даже знать об этом. К ручке шкатулки красной лентой был привязан ключ; она отвязала его, заперла шкатулку и положила на заднее сиденье. В груди тяжелой волной поднимались зависть и страх, и она не удержалась.
– А что ты подарил ей за последнего ребенка?
– Топазы, – коротко ответил Эдвард. – А что?
– Так, любопытно.
– Не надо. К тебе это не имеет никакого отношения… К нам, – добавил он примирительным тоном.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
