Взгляды, которые он на нее бросал, Хариза сочла более чем выразительными.
Она подошла поближе к отцу.
Полковник стоял у окна и показывал мадам Дюба сад.
Маркиз расставил на подносе бокалы и налил всем шампанского.
Хариза думала, что он предложит гостям чай.
Впрочем, решила она, для маркиза это было бы слишком по-английски.
Вероятно, он велел Доукинсу не приносить великолепный серебряный поднос со старинным грузинским сервизом, в который входили чайничек, молочник и сахарница.
И, разумеется, напрасно пришлось бы ожидать восхитительных булочек, сандвичей и ромовых пряников.
Наверное, решила Хариза, они будут поданы к ужину.
Жерве вышел на середину комнаты, держа в каждой руке по бокалу.
— Я уверен, тебе как раз не хватает именно этого, Жан, — обратился он к графу. — И вам, Хариза, бокал шампанского тоже не повредит.
— Спасибо, не надо, — ответила девушка. — В это время суток я предпочла бы стакан лимонада.
— По-моему, вы не совсем правы, — вмешался граф. — Это исключительное, прекрасное вино. Я только что привез его из Франции по просьбе моего друга Жерве, и, уверяю вас, оно оправдывает каждый франк, который мне пришлось за него заплатить!
Хариза ничего не ответила.
Она размышляла о том, что Жерве сейчас находится в стесненных обстоятельствах и уже вынужден был просить ее отца одолжить ему денег.
Он, без сомнения, допускал оплошность, расходуя немалые суммы на вино.
К тому же о его расточительстве непременно начнут судачить в деревне, а в конечном счете — и во всем графстве.
Мадам Дюба все еще оживленно беседовала с полковником.
Маркиз принес Харизе стакан лимонада, и она присела на диван.
Граф сел рядом, и ей показалось, будто он придвинулся к ней ближе, чем следовало.
— Я всегда говорил, что английские девушки красивы, — произнес он высокопарно, — но теперь просто очарован, ослеплен, одурманен одной из красивейших женщин, каких я когда-либо видел в своей жизни!
— Едва ли вы можете надеяться, что я в это поверю, — осадила его Хариза, — в то время как в Англии без конца твердят: мол, француженки очаровательнее всех девушек в мире, поскольку обладают тем, что вы называете «шарм».
— Шарм можно приобрести, но красота дается от Бога, — парировал граф.
Маркиз, слушая их, рассмеялся.
— Отлично, Жан! — воскликнул он. — Я никогда не сомневался, что ты за словом в карман не полезешь, но то, что ты сейчас изрек, по-английски звучит даже лучше, чем по-французски!
— Клянусь, по-французски я мог бы выразить свои чувства более страстно, будь я уверен, что мадемуазель меня поймет.
— Если вы таким образом желаете спросить, говорю ли я по-французски, — с холодком в голосе промолвила Хариза, — то могу вас заверить, да, и весьма неплохо.
Ее мать утверждала, что девочка говорит по-французски с парижским акцентом.
— Так докажите мне, что в ваших устах мой родной язык звучит еще очаровательнее, чем ваш.
Слова графа Хариза расценила не иначе как вызов.
— Я буду говорить по-французски с одной-единственной целью: чтобы вы не подумали, будто лавры полиглота принадлежат исключительно вам, — ответила Хариза по-французски.
Граф Суассон засмеялся и зааплодировал.
— Браво! Великолепно! Теперь я знаю, что лавры мне больше не принадлежат, и остаюсь всего-навсего покорным рабом у ваших ножек!
«До чего же он смешон!»— подумала Хариза, глядя на его игру.
Как и Жерве, граф был чересчур нарядно одет, а для деревни, пожалуй, даже вызывающе.
Хариза готова была поспорить, что другим Моудам он не понравится.
Не столько сам по себе, сколько в качестве ближайшего друга главы семейства.
Жерве подал бокалы мадам Дюба и полковнику.
Они уже отошли от окна и присоединились к остальным, устроившимся возле камина.
— Я рад, моя дорогая, — сказал полковник дочери, — что ты благоразумно предпочла шампанскому лимонад. Мне совестно нарушать правило, которое было принято в нашем полку: ни капли спиртного до захода солнца!
Граф рассмеялся.
— Вы, англичане, вечно избегаете всего приятного, веселого и очаровательного — просто потому, что боитесь наслаждаться жизнью безоглядно и всецело, как мы, французы.
— Это зависит от того, что называть наслаждением, — нахмурился мистер Темплтон.
Граф поднял бокал.
— Прежде всего — вино и женщины! — провозгласил он. — Все остальное приложится.
Полковник улыбнулся, но Хариза понимала, какие чувства скрываются за этой улыбкой.
Граф продолжал вести себя так, будто находился на сцене.
То же самое можно было сказать и о мадам Дюба.
Кокетка вложила свою ладошку в руку мистера Темплтона и проворковала:
— Мой дорогой английский полковник, вы должны как можно скорее приехать в Париж, ко мне в гости, и я раскрою перед вами врата наслаждений, о которых вы доселе не могли и мечтать!
При этом ее ресницы затрепетали, а на губах запорхала игривая улыбка.
Было очевидно, что она не прочь пофлиртовать с «английским полковником».
Внезапно Хариза сказала:
— Я хотела бы подняться наверх и немного отдохнуть перед обедом.
У себя дома она никогда так не делала.
Ей просто хотелось уйти.
Под фривольными взглядами графа она чувствовала себя неловко.
К тому же ей была противна та доверительная манера, в которой мадам Дюба говорила с отцом.
Как была бы потрясена ее мать, увидев подобное, и как, должно быть, отцу сейчас нелегко.
«Эти люди мне омерзительны! — подумала она. — Надеюсь, не все его друзья таковы».
Можно было с уверенностью сказать, что родственники нового маркиза никогда не найдут с ними общего языка.
Для них это будет ударом.
Мадам Дюба стала уговаривать Харизу не покидать их общество, но маркиз сказал:
— Спешить некуда. Обед будет подан только в половине девятого, да и это гораздо раньше, чем мы привыкли в Париже.
Хариза не сомневалась в достоверности его слов, однако здесь был не Париж, а Беркшир.
Впрочем, врожденная деликатность не позволила ей сказать это вслух.
Она просто направилась к выходу.
Графу ничего не оставалось, как только открыть перед ней дверь.
Хариза поднялась по лестнице.
