Книга Другая Элис - Элис Петерсон

Август 1988 года. Стефан Эдберг и Штеффи Граф выступали в этом году на Уимблдонском чемпионате. Я смотрела, как они целовали свои трофеи на Центральном корте, и тоже хотела там быть. Я поехала туда во второй вторник на корт номер один, но весь день лил дождь, и я сидела рядом с мужчиной, от которого несло потом.

Я в Истборне, в Девоншир-Парк. Участвовала в Национальном первенстве в возрастной группе до четырнадцати лет. Это эквивалент Национального первенства в Эдинбурге, но если там играют на корте с твердым покрытием, то этот корт с травяным покрытием предназначался для проведения британских чемпионатов среди юниоров. Была среда, третий день соревнований.

Светило солнце. Травяные корты выглядели безупречно, сияли белые линии разметки. Мне нравилось это место. Там играли профессионалы, там замечательная атмосфера. В игре на траве есть что-то особенное, потому что на таких кортах играют и в Уимблдоне.

Несколько пожилых людей наблюдали за игрой, полулежа в полосатых шезлонгах. Они сосали конфеты. Один сказал нам, что любит смотреть на молодежь и приходит сюда каждый день. Для него это такое удовольствие.

Вечерами мы с Конни шли на пирс, к игральным автоматам. Морской берег начинался прямо от нашей двери. Крики чаек разносились в солоноватом морском воздухе. Моментами мне казалось, что я приехала сюда на каникулы.

Я победила в двух первых раундах и снова играла с сеяным номером четыре – той самой девочкой, которой я проиграла в Эдинбурге. Мне очень хотелось встретиться с ней еще раз. Я была уже не такая, как тогда в Шотландии, – стала увереннее, крепче нервами и уже не боялась выигрывать. Билл верил в меня, и я тоже начинала верить в себя. Я знала, что моя противница не сомневалась в своей победе. Я случайно слышала, как она сказала, что ей повезло и что сегодня у нее будет еще один «детский матч» против меня. Мы с Конни стояли прямо у нее за спиной, но она нас не видела. Конни хотела что-то сказать, но я вовремя зажала ей рот рукой.

В случае победы я выйду в четвертьфинал. Я буду неизвестной в последней восьмерке. Эх, жаль, что не было Билла, он поддержал бы меня. Но зато здесь была Элен, вернувшаяся с Эдинбургского фестиваля, где она участвовала в пьесе. На ней была мягкая шляпка с широкими полями. Кажется, сестра испытывала еще больший восторг, чем я, она толкала меня, теребила, спрашивала, где я играю. Если мимо нас проходил какой-нибудь парень с более-менее приятной внешностью, она спрашивала, нравится ли он мне. Она никогда еще не видела, как я играю в турнирах. Я надеялась, что она будет вести себя в рамках приличия.

– Тебя вызвали, Эли, ступай, ступай! – завизжала без перехода Элен. – Удачи тебе! – В восторге она набросилась на маму с объятиями. – Ты можешь все! – Порыв ветра сдул с нее шляпу.

Судила нас Анна. Первый гейм я проиграла с нулевым счетом. Смена сторон. Моя противница выглядит безмятежной.

Против моей фамилии на табло большой круглый 0. У Сары тройка – моя противница так спокойна, что почти дремлет.

Я выиграла очко. Я выиграла гейм. Сара утратила концентрацию. Я выиграла подряд четыре гейма. Элен вскочила на ноги и громко мне аплодировала по контрасту с мамой, которая чинно сидела на стуле, пытаясь скрыть свой восторг. При смене сторон я улыбнулась обеим. Я лидировала при счете четыре – три.

– Так, давай, сейчас твой шанс, разгроми эту девчонку, заставь ее побегать, – бормотала я себе для ободрения. – Не такая она и сильная. – У меня покраснело правое бедро: я лупила по нему, приговаривая «давай, давай» после каждого очка и каждого гейма.

Мама штопала носки Тома, но я знала, что ее глаза не пропускали ничего. Элен дернула себя за рукав, когда я пропустила простой мяч. У нее сползла с плеча лямка комбинезона, а шляпа давно уже валялась на земле.

Я подала эйс.

– В первом сете победила мисс Петерсон, шесть геймов к трем, – объявила Анна. Моя противница обмякла на своем стуле, словно тяжелый мешок картошки, и швырнула на траву ракетку.

Второй сет я проиграла. Надо было повторять себе, что я выиграю. Надо было забыть, что она сеяная. Ты выиграешь, выиграешь, твердила я.

Один сет мы сыграли вничью. Моя противница успокоилась. Вокруг корта собралась целая толпа. На мою игру смотрели родители Анны. Случайно я встретилась глазами с Конни, ее улыбка сказала мне: «Вот уж никогда не думала, что у тебя это получится, но давай, давай!» Питер тоже смотрел на игру, крепко сжимая блокнот.

В финальном сете по пяти – поровну. Я забила виннер, раздались аплодисменты. Я чувствовала себя так, словно меня показывали по телевизору. Моя противница громко кричала. Отлично, не будет бахвалиться. Мама почти на меня не глядела, но про штопку забыла. Она теребила свои жемчужины, терла их о мочку уха. Элен подпрыгивала на сиденье как на иголках. Ее длинные темные волосы растрепались. При каждой моей подаче они сжимали кулаки, боясь, что я сделаю двойную ошибку и потеряю свое преимущество. Мяч прошел удачно, но Сара яростно отбила его. Я отправила мяч кросс, но он упал прямо внутри коридора для парной игры. Снова ничья.

У меня матчбол! Мне нужно только одно очко, крошечное очко. У нас последовало длинное ралли. «Ударь в сетку, в сетку, – сверлило в моем мозгу. – Выбей в аут, в аут». Мама что-то бормотала себе под нос, а Элен повторяла: «Промахнись, ну же, промахнись!» Сара ударила форхенд, мяч упал внутри коридора для парной игры. Я отбила его бэкхенд кросс.

Слишком быстро. Ударом слева она направила мяч в середину корта и метнулась к сетке. Она была возле сетки, и мне нужно было лишь обвести ее – у меня был целый корт. Я направила мяч мимо нее. Зрители ахнули. Мяч оказался в ауте на считаные дюймы. Лицо у мамы было такое, словно она стояла на гребне скалы и могла сорваться вниз из-за любого пропущенного мной очка. Мне было больно видеть все это. Элен согнулась на стуле, опустила голову и скрестила ноги, будто страдала от хронического несварения желудка.