У Гильды перехватило дыхание.
Никогда ей еще не доводилось видеть столько ярких, красивых нарядов сразу. Казалось, кто-то поймал радугу и запер ее в шкаф.
Гильде не хотелось заставлять леди Ниланд ждать, и она быстро указала на первое понравившееся платье из легкого муслина с рисунком из мелких цветочков и бледно-зеленой листвы.
Оно было похоже на то, которое Элоиза носила дома, но только отделано было не голубыми, а зелеными лентами.
Платье было настолько прелестно, что Гильда с удовольствием надела бы его на прием, но тут же сказала себе, что лучше предоставить выбор наряда камеристке.
Переодевшись, Гильда поспешила к леди Ниланд.
Газеты лежали на столике возле кресла, где сидела старая дама. Она тут же подозвала к себе Гильду.
— Скажи мне, что на тебе надето. Я хочу представить, как ты выглядишь. Самая большая беда для слепого состоит в том, что окружающие не дают себе труда давать ему четкие и яркие описания происходящего. Они считают все само собой разумеющимся и не требующим подробных рассказов.
— Я постараюсь описать все как можно тщательнее, — отозвалась Гильда. — Но позвольте мне начать с того, что сегодня чудесный день.
Под теплыми солнечными лучами оживает природа. За городом сейчас зацветает сирень, а среди деревьев проглядывают кое-где золотые головки нарциссов.
Гильда постаралась вложить в описание природы всю душу, и когда она остановилась, леди Ниланд промолвила:
— Ты так чудесно рассказываешь, милая моя. Я и не знала, что у тебя бывает столь поэтичное настроение.
— А теперь позвольте мне описать мое платье, — быстро сказала Гильда.
Она вдруг вспомнила, что Элоиза никогда не интересовалась природой.
— Кстати, по поводу цветов, — проговорила леди Ниланд. — Андерсен доложила мне, что тебе прислали несколько букетов. Ты, наверное, хочешь взглянуть на них?
— Я посмотрю их позже, — ответила Гильда. — Сейчас мне больше хочется беседовать с вами.
Было очевидно, что эти слова одновременно и удивили, и обрадовали леди Ниланд.
Гильда принялась рассказывать о том, какое впечатление на нее произвело свидание с домом, и как красива природа в ее родных местах.
Повествование прервала вошедшая в комнату Андерсен.
— Обед для вашей светлости! Стол для мисс Элоизы накрыт в столовой.
— Ах, как жаль, что я не могу обедать вместе с вами! — воскликнула Гильда.
Леди Ниланд в изумлении застыла и лишь через несколько мгновений ответила:
— Разве ты не помнишь, милая моя, что сама говорила, как тебе невыносимо есть с подносов в спальных комнатах!
Гильда затаила дыхание, а потом коротко рассмеялась:
— Видимо, я встала не с той ноги, раз могла сказать такое. Я буду благодарна, если вы позволите мне составить вам компанию. Мне совсем не нравится обедать в одиночестве.
В этот момент она вспомнила о том, как часто, с тех пор как умер отец, ей приходилось есть одной. А когда домой уходила миссис Хьюлет, и вовсе становилось тоскливо и одиноко.
Иногда Гильда даже разговаривала вслух сама с собой.
— Мне бы тоже хотелось обедать в твоем обществе, — сказала леди Ниланд. — Но, к сожалению, для этого мне придется рискнуть спуститься вниз.
— А почему бы и нет? — удивилась Гильда. — Разве вам не скучно сидеть тут одной взаперти?
Уверена, вашим друзьям было бы приятно прийти навестить вас. А если для вас это не утомительно, можно устроить званый обед.
— За исключением зрения я на здоровье не жалуюсь, — ответила леди Ниланд. — Но, боюсь, мое общество не так уж приятно. Я слепа, и потому неаккуратно ем.
Гильда была уверена, что в этом крестную убедила Элоиза.
— Давайте сделаем вот как, — предложила она. — Давайте пригласим только самых близких друзей. Я подберу такие блюда, чтобы вам не приходилось их резать. Да и вообще я уверена, что если вы будете больше слушать и говорить, чем есть, все это прекрасно поймут.
Леди Ниланд улыбнулась:
— Для тебя это как игра. Но мне очень приятна твоя забота. Ах, Элоиза, как ты думаешь, мне суждено когда-нибудь вновь увидеть мир?
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — убежденно ответила Гильда.
Она и вправду чувствовала, что так будет: ей подсказывала интуиция.
Гильда решила, что должна немедленно отправиться к шеф-повару и поговорить с ним о том, чтобы он предлагал к стопу как можно больше блюд из свежих овощей.
Но самым главным было сейчас убедить леди Ниланд, что зрение непременно вернется к ней.
Андерсен распорядилась, чтобы мисс Элоизе отнесли обед наверх, в спальню ее светлости.
Гильде накрыли на маленьком столике, напротив леди Ниланд. Они проговорили все время, что длился обед, за которым прислуживали два лакея.
— Как хорошо! — воскликнула Гильда. — Так намного лучше, чем обедать в одиночестве?
Она писала быстро, надеясь, что излагает свои мысли с подобающим почтением. Девушке очень хотелось, чтобы ее замысел удался, и крестная хоть немного развлеклась сегодня вечером.
В записке говорилось:
Ее светлость пребывает в прекрасной физической форме. Единственный ее недуг — зрение. Ноя надеюсь, что забота н вера полностью вернут ей способность видеть.
Она закончила писать, поставила подпись и отдала записку лакею, который уже ждал у входа.
Гильда собралась было подняться наверх, но застыла как вкопанная: в холл входил мужчина, которого она узнала мгновенно.
По рассказам сестры, Гильда представляла себе маркиза высоким, широкоплечим, привлекательным мужчиной, но она не ожидала, что он столь поразительно красив и элегантен!
Девушка прекрасно понимала, что с тех пор, как стала взрослой, она встречала очень мало мужчин, и уж конечно, любой лондонский джентльмен непременно должен был выделяться на фоне сельских жителей: фермеров и эсквайров, но в то же время она чувствовала: маркиз будет выделяться везде, где бы ни появился.
Он шел прямо к ней, и на мгновение Гильда оцепенела, не в силах ни думать, ни чувствовать.
— Итак, вы вернулись! — сказал он, и его голос прозвучал властно и жестко. — Я жду ваших объяснений, Элоиза. Где вы были? Почему позволили себе столь возмутительное поведение?
Гильда едва не потеряла сознание, пытаясь найти ответ, но не могла ничего придумать, и лишь стояла и молча смотрела на маркиза. Казалось, взгляд его темных глаз буквально пронизывает ее насквозь.
Но она быстро справилась с собой и, гордо подняв голову, ответила:
— Если я доставила вашей светлости беспокойство, то мне не остается ничего, кроме как принести извинения.
