– Правильно, Беллочка. А здесь куда идти? К кому обращаться? Бегут, портфельчики с бумажками в руках тискают, а сами смурные, будто их обидели. Попробуй, расскажи им про свою нужду. Они и слушать не станут! Я сейчас о своем подумала: как сироте в городе замуж выходить? Она же одна-одинешенька на всем белом свете! Кто ей приданое подготовит, о платье новом позаботится? В штетлах [15] люди всем миром для бедняков жертвуют. От каждой семьи по возможностям дают, по совести. А в городе на ком забота будет, если никто никого не знает! Кому доверить деньги собирать?
– Мама, вы за это не беспокойтесь! Синагоги в центрах побогаче наших будут. Не оставят сироту без внимания, – пояснил Хацкель.
– Ну если так, то я буду другое мнение иметь. Чудно́ здесь, сынок! Огородов нет, хозяйства не держат, а люди одеваются богаче. И на что только живут?
– Мне их статью расходов тоже трудно понять, а вы, мама, не морочьте себе голову чужими проблемами, лучше о своих позаботьтесь. Фасоны с Беллой окончательные придумали или сейчас начнется?..
– Хацкель, ехай себе спокойно и не думай за наши платья. Хороший портной поймет и все устроит. Мы знаем, чего хотеть, а он знает, как это сделать! – успокоила мужа Белла.
Моисей Вульфсон и впрямь был хорошим мастером, одним из тех, кто учился ремеслу у голландцев. В двенадцать лет от роду родители отдали его обучаться ремеслу не потому, что он сильно хотел, а потому, что место ученика портного было свободно. Хозяин кормил, поил, лупил чем ни попадя за любую провинность. Два года он мыл полы, топил печку, следил за железными утюгами, чтобы не остывали, и только на третьем году его начали вводить в курс дела и доверять самую простую портняжную работу. Четыре года он спал в мастерской вместе с другими учениками и подмастерьями. Штаны с рубахой носил из холстины, обувку – из сыромятной кожи с онучами. По договору родители должны были сами заботиться о его одежде, поэтому не приходилось рассчитывать на то, что хозяин выдаст костюм из фабричной ткани. Несмотря на трудности, Моисей проявлял усердие и имел большую склонность к швейному делу. Из подмастерья он довольно быстро перешел в мастера и уже имел право носить униформу. Питание оставалось все таким же плохим, как и отношение хозяина к работникам, поэтому после учебы Вольфсон нашел себе место в магазине женской одежды. С этого момента его жизнь окрасилась более яркими красками. Имея от природы хороший вкус и коммерческую жилку, он быстро заработал прекрасную репутацию у клиентов, а вместе с ней и уверенность в том, что нужно повышать мастерство.
На его счастье, через несколько лет работы на новом месте магазин был продан голландскому портному. Одному из тех, кто по императорскому указу когда-то приехал обучать славянских коллег искусству кройки и шитья на западный манер. Конечно, в отдаленных от столицы городах иностранная культура приживалась не так быстро, но, глядя на заезжих мастеров, местные портные трудились в поте лица, прививая населению «мерзкие новшества». К тому времени женщины уже не представляли свой гардероб без европейского платья, некогда считавшегося верхом неприличия, а их мужья с удовольствием носили униформу и ничем не отличались от служаших в Европе.
Рыночные отношения стремительно развивались. Выживали самые умелые и изворотливые мастера, и пошив на европейский манер уже не ограничивался только производством приталенной одежды. Прогрессивная часть дворянства довольно быстро отреклась от старых фасонов и принялась наряжать своих чад в корсеты по иноземным образцам, не жалея ни денег, ни собственных нервов. И кому, как не портным, пришлось взять на себя ответственность за красоту и прогресс. Чтобы держать монополию в швейном деле, портные объединялись в ремесленные цеха вслед за булочниками, ювелирами, печатниками, часовщиками и парикмахерами. Конечно, среди ремесленников была своя «аристократия» – золотых дел мастера. Они не только производили товары, но и занимались сбытом, от чего быстрее других богатели. Ювелиры давали деньги в рост и на благотворительность, а следовательно, имели определенный вес в городских управах. Портные не могли тягаться с ювелирами, но по своей нужности и многочисленности стояли чуть ли не на первом месте. Женщины предпочитали заказывать наряды у евреев. В отличие от христианских портных, они быстрее всего ориентировались на рынке. У них у первых появлялись новые образцы выкроек, тканей и конечно же женских журналов с красивыми цветными картинками. Печатное издание «Модное ежемесячное сочинение, или Библиотека для дамского туалета» имелось в каждом уважающем себя заведении. Дамское белье, шляпки, корсеты по последним парижским модам пользовались огромным спросом у барышень и их мамаш.
Ателье Вульфсона считалось престижным в городе. В нем все было в лучших портновских традициях. Сотрудники знали свое дело и четко выполняли доверенные им обязанности.
Завидев приближающихся к ателье людей, мальчишка лет десяти, подметающий мусор у входа, бросил метлу и с быстротой молнии скрылся в помещении. Не успели Разумовские войти, как им навстречу вышел мастер. Был он худощав, с круглой лысиной на макушке, но с пышными, закрученными кверху усами, совсем не вписывающимися в образ низкорослого человека. Карие навыкате глаза пребывали в постоянном движении. Казалось, ничто не ускользнет от его цепкого взгляда.
– Добрый день. Господа хотят заказать у нас платье для мамы или, может быть, костюм для молодого человека?
– Совершенно точно. Для мамы и всех оставшихся, кто стоит перед вами, – ответил Хацкель.
– Замечательно! Вы пришли до нас и не ошиблись. У ателье прекрасная репутация, а главное – многолетние традиции. С кого будем начинать?
– С внука, – пояснила Фрейда. – А вы здесь хозяин или управляющий?
– Хозяин. А почему мадам интересуется?
– Тогда скажите, ваши многолетние традиции повлияют на стоимость сюртука?
– Это как посмотреть. Присядьте в кресло, отсюда будет видно все, включая цены на наши услуги. Гришка, служи клиентам! – приказал он мальчишке, которого Разумовские пару минут назад видели у входа.
Маленький шустрый Гришка мгновенно подхватил обтянутое голубым атласом кресло, привычно смахнул с сидушки рукавом невидимый мусор и ловко подсунул Фрейде под зад.
– Садитесь, мадам, оно мягкое. Вам будет очень удобно.
– Спасибо тебе, заботливый мальчик. Ты здесь в учениках числишься?
– Ага, второй год пошел. Как мамка померла, так меня тятя сюда и пристроил. Сказал, всех ему не прокормить. Тянулся, тянулся на нас в одиночку, запил и тоже помер.
– Так ты сирота теперь?
– Ваша правда, мадам.
Фрейда с жалостью поглядела на ребенка и погладила его по белобрысой голове.
– Вот горе-то! В такие года без родителей остаться! Не обижают здесь тебя? – спросила она почти шепотом.
Не успел Гришка открыть рот, как получил от хозяина ладонью по уху и был отправлен в другую комнату.
