Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Но так или иначе, если уж он трахает жену Джека, то и поделом ему. Артур разделял мужей на две главные категории: те, кто ухаживает за женами, и раззяв. Джек подпадал под вторую, куда более многочисленную, чем первая, что Артуру было известно по собственному опыту. Быстро поняв это, он сделался удачлив в любви, всячески ловил кайф, куя железо, пока оно горячо, и все более укрепляясь в мысли, которая пришла ему в семнадцатилетнем возрасте: самые лучшие женщины — замужние. Мужей-«раззяв» Артур не жалел. Чего-то им не хватало, не в том смысле, как не хватает одной ноги калеке — ее-то уж никак не поставишь на место, — а в том, что они, мужья-«раззявы», легко могли бы исправиться, если бы не были такими эгоистами, прочистили себе мозги и больше внимания уделяли своим женам. Сам Артур, в моменты наибольшей терпимости, говорил, что женщина — это нечто большее, нежели просто украшение или домохозяйка, это теплое, чудесное существо, заслуживающее ухода, требующее максимума внимания со стороны мужчины, и уж точно нечто более важное, нежели его работа или его удовольствие. Тем более что мужчина и так получает большое удовольствие от ласкового обращения с женщиной. Иное дело, что есть женщины, которые не позволяют ласково с собой обращаться, женщины с лицами мегер и железным, как гвоздь, сердцем, женщины, размахивающие у тебя кулаком под носом и орущие: «Сделай то, сделай это», и хоть кол на голове теши, старясь быть с ними ласковым, все без толка, не хотят они этого. Лучше бы им родиться мужчинами, меньше бы бед от них было, меньше несчастий: их призывали бы в армию и убивали на войне либо швыряли бы в тюрьму за то, что, взобравшись на ящик из-под мыла, они орут во всю глотку: «Долой то, долой это!» Такие женщины считают тебя недоумком, если ты за ними ухаживаешь, они просто не понимают, что такое любовь, и тебе остается только одно: дать им под зад как следует. Они сами безнадежные дуры. Но, по-моему, большинство женщин хотят, чтобы их любили и были с ними ласковыми, но даже если нет, то через какое-то время сами начинают тебя любить. Пусть женщине будет с тобой хорошо в постели — это важная часть сражения, — и ты уже на пути к тому, чтобы она захотела с тобой остаться навсегда. Господи, да это лучшее, что я сделал в жизни: заставил женщину получить удовольствие и получил его сам. Одному богу известно, как я до этого додумался. Мне — нет. Но тут есть еще одна заковыка. Если мужчина любит выпить, а женщина не любит пьющих мужчин, тогда в любой момент можно сорваться, с какой стороны ни посмотри. И в этом состоит большая моя беда, и поэтому в конечном итоге я бываю в себе не уверен, и приходится то и дело оглядываться по сторонам и находить самых любящих женщин — а это почти всегда женщины, которым не хватает любви, жены «раззяв».
И с тем можно забыть про фабрику, где потом жилы рвешь за станком, а после дуешь пиво в пабе или, по выходным, любишь Бренду в ее просторной мягкой постели. Фабрика не имеет значения. Пусть себе работает, пока не надорвется и не взлетит на воздух, а я, подумал Артур, и так уж перевыполнил дневную норму на двадцать штук и буду здесь, когда фабрики не будет, и Бренда тоже, и все женщины, такие, как она, тоже — не женщины, а золото.
Глава 3
За те несколько минут, что прошли между тем, как он сначала проснулся, а затем открыл глаза, стало понятно, что ему слишком плохо, чтобы идти на работу. Несколько раз Артур пытался подняться, чтобы понять, как все же он себя чувствует, но удалось ему это только в одиннадцать утра. Внизу он обнаружил на столе чайник с остывшим чаем — мать оставила, уходя за продуктами. Прохаживаясь босиком по комнате, он безуспешно пытался сообразить, что же с ним стряслось. Взял «Дейли миррор» и, убедившись, что на первой полосе нет фотографии какой-нибудь красотки, принялся листать газету. Что ж, купальный костюм неплох. Бросив газету на пол, он спустился в подпол и набрал в ведро угля.
Вошла, с сумками в руках, мать.
— Я так и думала, что ты не в себе, — сказала она, увидев его осунувшееся бледное лицо, — потому и будить не стала.
— Внутри все крутит, — пожаловался он.
— Желчь разлилась, — как всегда при подобного рода жалобах, отозвалась мать.
А стандартным лекарством будет индийское бренди на шесть пенсов, которое она принесет из лавки на противоположной стороне улицы, после того как разгрузит в посудомоечной сумки с продуктами.
Она поспешно просеменила по двору, крепко стиснув на холоде ладони и прижав их к животу. Летом она обычно небрежно кладет их на плоскую грудь — эта картинка мелькнула в памяти Артура, пока он стоял у огня, слыша, как стучат по мостовой ее черные, блестящие, на низком каблуке туфли.
— Индийского бренди, мистер Тейлор, на шесть пенсов, — скажет она, входя в лавку.
Старый жмот, подумал Артур.
— Самое то с утра, — откликнется хозяин лавки, нацеживая по капле жидкость. Артур знал, что мать скорее согласится с недоливом, чем будет ждать, но бодрящая музыка, доносящаяся из радиоприемника, и холодный взгляд, направленный сквозь замерзшее окно, заставят Жмота поторопиться. Ее худое, без малейших следов косметики лицо — лицо женщины пятидесяти с чем-то лет, было довольно сильно испещрено морщинами, но не от возраста, а оттого, что она слишком часто смеялась или плакала. Видит бог, до войны она много работала, и жизнь ее не баловала. Артуру это было известно. Когда Ситон мрачнел из-за отсутствия сигарет, она бегала из лавки в лавку, выпрашивая несколько штук в долг до четверга, когда платили пособие по безработице. Но сейчас, подобно тому, как у Ситона есть вдоволь «Вудбайн», а также телевизор, мать каждую неделю получает хорошее жалованье, которое в зародыше подавляет любые тревоги, и позволяет ей вести вполне сносную жизнь, и добавляет блеска ее и без того блестящим серо-голубым глазам, когда она, если вдруг придет в голову, попросит в кооперативе отпустить ей в кредит фунт того или фунт этого.
Артур слышит, как Жмот спрашивает мать:
— Что-нибудь стряслось, миссис Ситон?
У него невыразительное, но по-своему волевое лицо сорокалетнего мужчины, и он любит повсюду совать свой нос, словно легавый. Мать расцепит руки и достанет из кармана кошелек.
— Артур опять животом мается. Одни только беды всем от этой фабрики.
Моложавый, с приглаженными волосами, Жмот возьмет бренди и скажет себе, что, когда она уйдет, надо будет добавить в бутылку воды.
— Ну, я бы так не сказал, — наверняка возразит он, возвращая затычку на место. — Правда, сам я там никогда не работал. Переезжал, знаете ли, с места на место. Но от мазута лучше еще никому не становилось, с этим я согласен.
Мать пока поседела не больше чем наполовину. А наполовину, любил повторять Артур, — блондинка. У старика-то волосы черные, цвета пикового туза.
— Думаете, это ему поможет? — спросит она. — Бедный парень слишком много работает, это я вам говорю. Он у меня хороший. И всегда был таким. Не знаю уж, что бы я без него делала.
Жмот подумает о том дне, когда в лавку к нему зашел Артур и стал играть на автомате, где вместо цифр выскакивают фрукты. Он скармливал машине, вспоминал, сидя подле огня, Артур, пенс за пенсом, и когда наконец выпали три лимона, банк остался пустым. Ни фартинга. Старый Жмот заявил, что ничем не может помочь, а Артур принялся колотить по стенке автомата, и не переставал, пока тот не закашлялся и на колени ему не вывалились двенадцать шиллингов и четыре пенса.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65