Пронизывающий ветер пропах льдом, зимним дыханием холодного разложения. Сэрен поплотнее завернулась в меха, наблюдая за продвижением каравана по тропе.
Три фургона на крепких деревянных колесах скрипели, покачиваясь. Вокруг каждого фургона суетились слуги из племени нереков с голыми торсами – передние впряглись в веревки, а задние несли стопорные блоки, чтобы остановить в случае чего подавшуюся назад неуклюжую повозку.
В фургонах, среди прочего товара, лежали девяносто металлических заготовок – по тридцать на фургон. Не знаменитая летерийская сталь, разумеется, но следующая по качеству, отожженная и практически без примесей. Каждая заготовка длиной в руку Сэрен и в два раза ее толще.
Разреженный воздух был обжигающе холодным. И все равно нереки работали полуобнаженные, и пот струился по скользкой коже. Если стопор не сработает, нерек сам бросится под колеса.
За это Бурук Бледный платил им по два докса в день.
Сэрен Педак работала у Бурука аквитором, обеспечивая проход по землям эдур. Было семь аквиторов, одобренных последним соглашением. Ни один торговец не смел появиться на территории эдур без сопровождения аквитора. Платили Сэрен Педак и остальным шести щедро. А Бурук платил Сэрен щедрее всех, и сейчас она принадлежала ему. Верней, ему принадлежали ее услуги как проводника и следопыта, – но об этом различии он, похоже, все больше забывал.
Впрочем, контракт заключен на шесть лет. И осталось всего четыре.
Наверное.
Она еще раз повернулась и стала смотреть на тропу впереди. Они отошли меньше чем на сотню шагов вверх от линии деревьев. Высотой по колено, вдоль тропы росли вековые карликовые дубы и ели. Мох и лишайник покрывали громадные валуны, в течение веков нанесенные сюда ледяными потоками. В затененных местах сохранились покрытые хрустящим настом пятна снега. Ветру не под силу было двинуть хоть что-то – ни жесткие ели, ни корявые голые ветви дубов; неспособный справиться с такой невозмутимостью, он мог только выть.
За спиной первый фургон с грохотом вышел на ровную поверхность, прокатился вперед под крики на нерекском языке и замер. Нереки поспешили на помощь к товарищам на подъеме.
Скрипнула дверца, и из фургона выбрался Бурук Бледный. Он широко расставил ноги, словно пытаясь обрести равновесие, отвернулся от ледяного ветра и вцепился в отороченную мехом шапку, моргая на Сэрен Педак.
– Это зрелище отпечатается на каждой кости моего черепа, достойный аквитор! Разумеется, вместе со многими остальными. Бурый меховой плащ, величавая, первозданная грация. Обветренное величие вашего профиля, так искусно обрамленного дикими вершинами… Эй, нерек! Давай сюда старшего – устроим лагерь здесь. Готовьте пищу. Разгрузите дрова из третьего фургона. Я желаю костер. Шевелитесь!
Сэрен Педак сняла заплечный мешок и прошла дальше по тропе. Ветер отнес слова Бурука. Пройдя тридцать шагов, она приблизилась к первой из древних усыпальниц – там, где тропа расширялась и поцарапанное каменное основание доходило до отвесных скальных стен. На каждой площадке расставленные валуны образовывали контуры корабля; заостренные нос и корма были отмечены каменными столбами. Носовой валун когда-то изображал бога эдур, Отца Тень, но ветра давно стерли детали. Что бы раньше ни стояло в двух боковых кораблях, оно давно исчезло, оставив только странные пятна.
Отвесные каменные стены хранили остатки древней силы. Гладкий черный камень просвечивал, словно тонкий дымчатый обсидиан. А за ним двигались фигуры. Скалы казались пустотелыми, и каждая панель была своего рода окном, открывающим таинственный, вечный мир внутри. Мир, не замечающий ничего за границами неприступного камня и этих странных панелей, то ли слепых, то ли равнодушных.
Полупрозрачный обсидиан не позволял Сэрен рассмотреть фигуры, движущиеся по ту сторону, как и всегда прежде, когда она сюда приходила. Но сама мистерия была неотразимо притягательна, снова и снова маня к себе.
Аккуратно обойдя корму каменного корабля, Сэрен подошла к восточной панели и, сняв отороченную мехом рукавицу, приложила правую руку к гладкому камню. Тепло вытягивало окоченелость из пальцев и ломоту из суставов. Это был секрет Сэрен, она обнаружила исцеляющую силу, еще когда впервые коснулась камня.
Долгая жизнь в этих жестких землях отняла гибкость у тела. Кости стали хрупкими и отчаянно болели. От бесконечного твердого камня под ногами каждый шаг вскоре начинал отдаваться болью и толчками в позвоночнике. Нереки, племя, которое, прежде чем склониться перед королем летери, проживало на дальнем востоке, считали себя порождением женщины и змея. Они полагали, что змей еще таится в теле и, огибая нежно хребет, прячет голову в центре мозга. Однако горы презирают змея и желают вернуть его обратно в землю, в свое нутро, чтобы он скользил в трещинах и свивался под камнями. И так в течение жизни змею приходится гнуться, извиваться и крутиться.
Нереки хоронят мертвых под плоскими камнями.
По крайней мере, хоронили раньше, пока королевский указ не вынудил их принять судьбу Обителей.
Теперь мертвецы остаются там, где упали. И даже их хижины пустеют. Уже столько лет прошло, а Сэрен Педак с болью помнила, как перевалила через гору и посмотрела на громадное плато, где обитали нереки. Деревни потеряли границы, перемешались в унылом хаосе. Каждая третья или четвертая хижина превратилась в развалины, во временную могилу для умерших от болезни, старости или от излишнего потребления алкоголя, белого нектара или дурханга. Дети бродили без призора, преследуемые беспощадными каменными крысами, которые плодились бесконтрольно и из-за болезней были несъедобны.
Нереки уничтожены, выкарабкаться из ямы им уже не суждено. Их родная земля превратилась в запущенное кладбище, а города летери предлагали только долги и уничтожение. Никто им не сочувствовал. Образ жизни летери суров, но правилен, это путь цивилизации. Доказательством служило процветание – там, где идущие другими путями оступались или оставались слабыми и нуждались в поддержке.
Ледяной ветер больше не кусал Сэрен Педак. Тепло камня разлилось по телу. Прикрыв глаза, она уперлась лбом в гостеприимную поверхность.
Кто там движется? Это вправду предки эдур, как утверждают хироты? Если так, почему они видят не лучше самой Сэрен? Неясные тени, снующие туда-сюда, потерянные, словно дети нереков в умирающих деревнях.
Она была верна своим, пусть и неприятным, убеждениям. Они – стражи тщетности. Аквиторы абсурда. Отражения нас самих, навеки запертые в бессмысленных повторениях. И всегда расплывчатые, ведь большего мы не можем достичь, глядя на себя, на свою жизнь. Ощущения, память, опыт – зловонная почва, в которой укореняются мысли. Бледные цветы под безжизненным небом.
Если бы она могла, то нырнула бы в эту каменную стену. Бесконечно бродить среди бесформенных теней, вероятно, то и дело оглядываться и не видеть чахлых деревьев, мха, лишайника и прохожих… Нет, видеть только ветер. Один только завывающий ветер.
Она услышала его шаги задолго до того, как он вышел в дрожащий круг света от костра. Его поступь насторожила и нереков, сгрудившихся под драными шкурами полукругом на краю освещенного пространства, – они быстро поднялись и потекли навстречу твердым шагам.
