– Приветствую вас, дамы! – заглядывая в дверной проем, громко пропела я.
Миссис Фрэнни вскинула в воздух свои костлявые руки:
– Ох, слава дьяволу. Тащи сюда свой зад, Блайт, чтобы мне не пришлось больше слушать эту заезженную пластинку. – Она похлопала по своей кровати, и я плюхнулась на нее.
– Видишь? – Миссис Эулалия многозначительно ткнула в свою соседку. – Видишь, как она благодарит дьявола? Я думала, что человек, находящийся одной ногой в могиле, будет чуть повежливее к Богу. Хотя шансов попасть в рай у нее не так много. Уже слишком поздно.
– Если в раю будешь ты, то я воздержусь, – сказала миссис Фрэнни. И с удовлетворением на лице откинулась на подушки.
Миссис Эулалия фыркнула и скрестила руки на груди:
– Тебе повезло, что я милосердный человек. Повезло, что у меня есть христианское сострадание. Повезло, что я каждую неделю вписываю твое имя в молитвенный список баптистской церкви. И каждое воскресенье прошу, чтобы пастор Моррис громко и четко произносил твое имя.
Миссис Фрэнни развернулась к ней:
– Ты когда-нибудь прекратишь вписывать меня в этот отвратительный молитвенный список? Ты делаешь это только потому, что знаешь, как это сводит меня с ума!
Миссис Эулалия улыбнулась:
– Женщина должна делать то, что должна. – И она захихикала с безрассудным весельем.
Я покачала головой:
– Знаете, вы хуже парочки пятилеток.
Миссис Фрэнни резко села и с прищуром посмотрела на меня:
– Секундочку. – А потом начала трясущимися руками вырисовывать перед моим лицом круги: – Что с твоими глазами? Ты плакала? Смотри, Укулеле[6], наша девочка плакала!
– Что? – Миссис Эулалия прижала руку к сердцу. – Ох, нет! Что ты оплакивала, детка?
Я не захотела вдаваться в подробности:
– Ничего. – Затем выдавила улыбку и махнула рукой.
– Ну-ка расскажи нам. – Миссис Эулалия посмотрела на меня с подозрением и заговорила серьезным тоном. Этот голос она развивала десятилетиями, когда воспитывала несколько детей, из которых не все были ей родными. – Пойми, мы знаем об этой жизни все, и тебе нас не удивить. Расскажи нам, что случилось, и мы подскажем, как это исправить. Что-то пошло не так в школе? Кто-то плохо к тебе отнесся?
Миссис Фрэнни покачала головой:
– Надеюсь, это не так, не то придется позвонить своему старому приятелю Джоуи Гамбино[7]. – Она подмигнула и ткнула возле своего носа узловатым указательным пальцем. – Ты же знаешь, у меня есть связи.
Я встала, чтобы поправить безделушки, расставленные по всей комнате.
– Вы упоминали об этом раньше.
– Около тысячи раз, – тихонько добавила миссис Эулалия. А затем уже громче сказала: – Посмотри на эту статуэтку, девочка. Моя Джозефина подарила мне ее на семьдесят пятый день рождения. Упокой Господь ее душу.
Миссис Эулалия пережила всех своих детей.
Я уперла руку в бок и склонила голову.
– И вы упоминали об этом около тысячи раз, – подразнила я.
Миссис Эулалия была разумной. Может, мышцы ее и ослабли, из-за чего кожа будто обтянула череп, но тело миссис Эулалии, без сомнений, когда-то было крепким и сильным.
– А теперь расскажи нам, что случилось. Все дело в мальчике, детка? – Миссис Эулалия посмотрела на меня понимающими глазами.
– На самом деле так и есть, – сказала я. – Его зовут Люк Павел, и он придурок-выпускник в Эш-Гроув, который ненавидит меня без каких-либо на то причин, ну если не считать того, что я дочка директора и училась в Меритоне.
Я уже рассказывала старушкам про переезд и переход в другую школу.
– Павел? – хмыкнув, спросила миссис Фрэнни. – Он поляк?
– Ты самая большая расистка, которую я когда-либо встречала, – огрызнулась миссис Эулалия.
– Успокойся, Роза Паркс[8]. Я не сказала ничего плохого о пшеках. Просто спросила про его наследственность.
– Видишь? Ты только что назвала мальчика пшеком!
– Это не расизм! – вскрикнула миссис Фрэнни. – Это нетерпимость.
– Дорогой Иисус, почему ты поместил меня в эту комнату? – Когда соседка надоедала миссис Эулалии, та начинала молиться потолку. – Я хорошо относилась к Тебе всю свою жизнь, так почему, Господь, почему? Что ужасного я совершила, чтобы заслужить это? Что бы это ни было, Иисус, пожалуйста, прости меня. Или призови меня к Себе и положи конец моим страданиям.
– Да! Выбери последний вариант, Иисус! – встряла миссис Фрэнни.
– Даже не смей вмешиваться! Не пытайся испортить наши отношения с Иисусом.
Миссис Фрэнни попыталась подняться с кровати:
– О, «испортить отношения»?[9] – Ее внук, Даррен, был весьма успешным танцором и хореографом на Бродвее. Миссис Фрэнни отчаянно защищала его сексуальную ориентацию. – Как смеешь ты так говорить? Кто сейчас из нас нетерпим?
– Я не это имела в виду! – Миссис Эулалия замахала руками так, будто что-то стирала ластиком. – Ты знаешь, что я не это имела в виду, женщина. А теперь закрой рот, и пусть наша девочка выскажется!
Старушки замолчали и выжидающе посмотрели на меня. Я начала рассказ и посвятила их во все подробности, начиная с прошлогодней охоты на мусор и заканчивая разговором с папой, который состоялся примерно час назад. Еще добавила, что я вроде как убедила его отменить «Гонку старшеклассников» и, возможно, ежегодник. Но после того как я закончила, старушки еще какое-то время продолжали молчать.
– Что? – спросила я их. – Что не так? У вас такой вид…
Миссис Эулалия хмыкнула и покачала головой:
– Милая, ты выбрала неверный способ завести друзей.
– Я не пытаюсь завести друзей, – огрызнулась я. – Я пытаюсь постоять за себя и других учеников, прочувствовавших на себе, каково это.
Прозвучало отрепетированно. Может, потому, что я убеждала в этом саму себя.