— Я тоже. Мы рядом живем…
— Возможно, — согласилась бабушка.
Клавдия ждала, что сейчас эта тема плавно перейдет в желание бабушки сейчас же забрать внука к себе.
— Простите, а его отец? — спросила Клавдия, не дождавшись.
— Да-да, вы ему обязательно сообщите! — с энтузиазмом подхватила бабушка.
— Но я не знаю его телефона.
— Записывайте.
— А как быть с Витей? — напрямую спросила Клавдия, записав номер Никиты Валентиновича Кокошина.
— Бедный мальчик! — посочувствовала бабушка. — Вы случайно ему не давали шоколад?
— У него диатез. Не стоит.
— Вы не хотите его забрать? — для очистки совести спросила Клавдия.
— Простите, я не знаю вашего телефона, — ответила бабушка.
Клавдия назвала.
— Обязательно вам перезвоню. Бедный мальчик. А Нинку точно Сергей укокошил…
До самого вечера Клавдия пыталась дозвониться отчиму или отцу. Нигде не брали трубку. Бабушка тоже больше не позвонила. И почему-то Клавдию это радовало.
Витя весь день играл с Максом в компьютерные игры. Только иногда выходил к Клавдии и спрашивал:
— Пока нет, Витенька, — поспешно отвечала Клавдия. — Ты не волнуйся, найдется…
Мальчик серьезно кивал и снова уходил в комнату Макса, чтобы через час снова спросить:
— Скоро появится, — отвечала Клавдия, веря в собственные слова все меньше и меньше.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Понедельник. 11.16 — 13.20
С утра пришлось ехать в милицию. Позвонили из райотдела — задержали девицу, которая то ли участвовала в избиении Худовского, то ли была свидетельницей.
Машину для этого дела дали без разговоров.
Клавдия успела только позвонить дежурному и спросить, не появились ли какие сведения о Нине Кокошиной? Ни среди задержанных, ни среди убитых, ни среди раненых женщины с таким именем и даже с похожими приметами не было.
Это Клавдию как-то успокоило. Значит, есть надежда, что Витина мама жива.
Появилась у Клавдии в руках и еще одна ниточка. Витя встал сам, и очень рано. Оказалось, что он собрался в детский сад. Клавдия, конечно, ни в какой детский сад его не отправила, оставила дома с Ленкой, которая была на седьмом небе от счастья — в школу не надо идти, — но номер садика запомнила и решила, что обязательно разузнает и там.
Конечно, если по уму, то девицу должны были бы привезти в прокуратуру. Но оказалось, что в отделении нет свободных людей, да и машина неисправна… Клавдия решила, что лучше проехаться самой. Хотя настроение у нее от этого явно не улучшилось.
К милиции Дежкина относилась сложно. Обоснованно считая милиционеров своими коллегами, стояла за честь мундира правоохранительных органов, отметая жестко и бескомпромиссно все обывательские нападки на блюстителей порядка. Какие бы ужасные случаи ей ни приводили, она всегда находила оправдание для людей в форме цвета маренго. Если очень хотелось поссориться с Клавдией, надо было просто сказать:
— Милиция у нас — никуда!
В таких случаях Дежкина становилась фурией. Она сыпала цифрами и аргументами, она сверкала иронией и сарказмом в адрес критика. Ее праведный гнев безжалостно обрушивался на голову обывателя и повергал его в прах.
Клавдия милиционеров любила. Умом.
А сердцем…
О! Сама с собой она была куда более откровенна. Да что там! Ни одному критику не приходила в голову и доля тех разительных, сногсшибательных, ужасающих фактов, которые Клавдия носила в самой глубине сердца. Уж кто-кто, а она точно знала и о хамстве, и о взятках, об удручающем непрофессионализме, о жестокостях, о почти уголовном беспределе, круговой поруке и, что самое страшное, полной безнаказанности «славных бойцов невидимого фронта». Сколько дел с самыми жуткими подробностями прошло и через ее руки и через руки ее коллег. А наказывали в лучшем случае «стрелочников».
Впрочем, Клавдия предпочитала не думать об этом. С милиционерами, приведись ей с ними общаться, она сразу же переходила на официальные рельсы.
Девица оказалась уже совсем не молодой. Это была солидная женщина с мягкими чертами лица и таким же голосом.
Клавдия не очень понимала, как могла эта женщина, вполне респектабельная и даже дородная, оказаться участницей избиения депутата.
Оказалось, что Елена Павловна Низовцева и не была участницей избиения, скорее, она была на стороне Худовского, потому что именно с ней он выходил из бара, когда какие-то мальчишки, «рокеры», по определению Низовцевой, ни с того ни с сего напали на бедного Иосифа Владимировича и стали беспощадно его избивать.
— То есть вот так просто напали и стали избивать? — спросила Клавдия. — И ничего не сказали?
— Нет, что-то они сказали, кажется, — наморщила лоб Низовцева. — Да, они, по-моему, угрожали Иосифу Владимировичу за его политические взгляды…
— Простите, а в каких выражениях?
— Ну, что-то в том смысле, что мы, мол, демократы, а ты — фашист…
— Так… — сделала пометку в блокноте Клавдия.
— И что, дескать, даже не пытайся лезть в президенты…
— Ага… — снова записала что-то Клавдия. — Это было на улице?
— Да, в сквере. Там прямо посреди бульвара сквер такой…
— А охрана Худовского? Куда девались его телохранители?
Низовцева снова наморщила лоб.
— Неловко об этом говорить, но Иосиф Владимирович хотел побыть со мной наедине, — ответила она наконец со смущенной улыбкой.
— В сквере?
— Ну да… Это прямо через дорогу…
— А эти рокеры, они что, ждали его там?
— Нет, они следили за нами от самой гостиницы…
— Вы их не знаете?
— Нет, что вы…
— Понятно… — Клавдия снова сделала пометку в блокноте. — А вы, простите, где вы работаете?
— Я закончила ВГИК. Сценарный факультет. Пишу сценарии… То есть дома работаю…
— Мгм…
— Простите, можно спросить?
— Да…
— Вы распорядитесь, чтобы меня отпустили? Я ведь ответила на все ваши вопросы.
— Разумеется.
Собственно, ничего особенно нового Клавдия не узнала. Ну разве что добавилась политическая окраска.
Низовцеву отпустили. А Клавдия отправилась в прокуратуру, попросив в отделении, чтоб, как только найдут хулиганов, тут же сообщили ей.
