Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Комэск принял доклад, поблагодарил летчиков.
Взглянул на штурмана:
– В порядке, Илья?
– Почти.
– Ничего, пообедаешь, все пройдет, а нет, так сходишь к своей сестричке, она даст какую-нибудь пилюлю. Это через нее получил допуск?
– Какая разница, товарищ подполковник? Выполнили задачу? Выполнили. Надеюсь, обратно больного парня в Тахарак сегодня тащить не заставите?
– Нет. Ему придется полежать.
– А отец его будет по гарнизону болтаться?
– Это не твоя забота, а особистов.
– Ясно!
– Отдыхайте.
Командир и штурман вышли из штабного модуля.
Фролов улыбнулся:
– К Людмиле за пилюлей?
– В отсек! Сейчас-то ты не запретишь мне подлечиться?
– Перетерпишь, к вечеру станет лучше, а встретишься с сестричкой, так она в постели вылечит тебя окончательно.
– Ага?! Если до постели я не загнусь.
– Ладно, пошли в отсек, добьешь свой пузырь.
– Вот это другой разговор, командир.
В отсеке Истомин допил бутылку, граммов сто двадцать, и этого хватило полностью поправить здоровье. Наконец-то он чувствовал себя здоровым, полным сил человеком.
Пришел борттехник, доложил о том, что проверил вертолет после полета, заправил, зачехлил.
Упал на койку, заложив руки за затылок. Взглянул на штурмана:
– Как дела, Илюша?
– Лучше всех!
– Ну слава богу, отошел.
Фролов усмехнулся:
– Надолго ли?
Истомин ответил философски:
– Это как получится. Как покойная бабка одной из моих училищных подружек говорила, все мы в руках Божьих. Я в Бога не верю, но с другой стороны, кто-то создал Землю, звезды, вообще все, что нас окружает, да и само человечество. Не могло же это появиться из ничего?
Бобров посоветовал:
– Читай, Илюха, теорию Дарвина, это насчет людей.
– Хрень полная, с моей личной точки зрения. Объясняю для прапорщика почему. Раньше, значит, люди могли происходить от обезьян, а сейчас нет? Я что-то не слышал, что где-то в Африке обнаружили племя уже не обезьян, но еще не людей, однако с признаками разума.
– Раньше и динозавры по земле бегали.
– Сказал, хрень все эти учения. А придумывается по трем причинам. Либо крышу срывает так, что в башке кавардак начинается. Либо ученые желают на этой хрени звания получать, профессоров, академиков, заполучить хату в Москве, рядом дачку, известность, несмотря на то, какую бы ерунду ни придумали. Либо тупо хотят бобло сбить. И лучше не в Союзе, а где-нибудь в Канаде, выставив себя диссидентом. Там нужны люди ученые или хотя бы такие, которые идеально косят под них. Вот тебе и Нобелевская премия, все условия, а главное бобло. Взамен же мелочь: поливай грязью Союз, если не можешь проявить себя в науке.
Техник с удивлением посмотрел на штурмана:
– Ну ты, Илюха, задвинул. Тебе в замполиты переходить надо. Любому запудрил бы мозги.
– Пошел ты, Юра!
– И куда? Я у себя.
– Не знаешь куда?
– Догадываюсь, но не пойду. А вот тебе придется.
– С чего бы?
– А кто договаривался с Румянцевой провести романтическую ночь в медпункте?
Истомин оторопел. Их разговора с Людмилой борттехник слышать не мог.
– Ты чего несешь, Юра?
– Хорош, Илья, ломать дурачка. Мне лично до одного места, что за отношения у тебя с Людкой. Но не надо было при мне такое говорить. Могли по крайней мере выйти из ПМП.
– Значит, слышал?
– Конечно. Ладно, все это ерунда. Что-то в последнее время десантура на месте сидит. То минуты спокойно не было, приходилось бросать взводы то на восток, то на юг, а то затишье. Затишье же, как известно, часто бывает перед бурей. Вопрос, что дальше будет.
Истомин взялся за эспандер.
– Да какая тебе разница? День прошел и черт с ним. Ближе к замене.
– Это так! Но ты сплюнь, а то сглазишь. И придется нам опять по три вылета в сутки делать.
Штурман ответил:
– Плюй не плюй, без толку, все это предрассудки.
Незаметно пролетел день. После ужина экипаж вернулся в модуль.
Истомин принял душ, оделся в спортивные штаны, майку, натянул новые кроссовки.
Наблюдая за ним, техник усмехнулся:
– Илюха, ты лучше тапки надень или сланцы.
– Зачем?
– Сваливать из медпункта проще будет. А кроссовки пока наденешь…
– Это не твоя забота, дай-ка лучше свой французский одеколон.
– У тебя же есть.
– Он с каким-то табачным привкусом, твой же помягче, послаще.
– Говорил, бери этот, нет, дороже ему подавай.
– Юра?! Я попросил одеколон. Зажал, так и скажи, обойдемся.
– Да бери, вон на тумбочке.
Фролов, лежа на кровати, вставил:
– Ты его, как «Шипр», на себя не лей. Иначе твое присутствие в полковом медицинском пункте будет слышно в штабе и в командирском модуле.
– Знаю!
Побрызгавшись одеколоном, взглянув на себя в зеркало, Истомин поднял руку:
– Адью, господа, я удаляюсь.
Фролов спросил:
– Ты уходишь из экипажа?
– С чего? Сам знаешь, куда иду. На рассвете буду на месте.
– Но ты же попрощался с нами.
– Не понял?
– Адью, Илюха, по-французски – прощай. Навсегда, понимаешь?
– Да какая разница?
– Если уходишь на время, говори «до свидания». Можно даже по-французски.
– Я изучал английский. Читаю и перевожу со словарем. Причем хреново, в училище еле на тройку вытянул.
– «До свидания» по-французски, раз ты так любишь этот язык и желаешь уходить, – «аревуар».
– А ты откуда знаешь?
– А я учил французский, в школе, на «отлично».
– Ну тогда всем аревуар.
– Давай, Казанова.
– Не скучайте, я вернусь.
Истомин вышел на территорию. Стемнело. Вообще в Афганистане темнеет, по нашим меркам, рано и быстро. Казалось бы, конец июня, самые длинные дни и короткие ночи, но в восемь часов здесь уже темно. Освещение есть, но слабое, там, где это необходимо. Периметр гарнизона под охраной усиленного караула. Выйти за пределы невозможно, да и не надо штурману за пределы. Ему надо в полковой медицинский пункт.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
