— Что же мне ему сказать? — вопросительно взглянула на сына Мария Федоровна.
— Не вдаваясь в детали, сообщите суть дела и направьте к моему флигель-адъютанту полковнику Закревскому, для получения подробных инструкций.
Император нетерпеливо дернул за сонетку. Дверь мгновенно отворилась, пропуская важную фигуру камер-лакея, немедленно склонившуюся в низком поклоне.
— Пригласите подполковника Тауберга, — кивнул он и повернулся к Марии Федоровне. — Я удаляюсь, матушка, дабы не нарушить частного характера вашей беседы.
Когда одна из дверей кабинета закрылась за его величеством, другая отворилась, пропуская статного человека в мундире Вологодского Конного полка, мало не двух метров ростом, со светлыми пепельными волосами и невозмутимым взглядом сумрачных голубых глаз.
Так обозначилась судьба Ивана Федоровича Тауберга на ближайшие несколько месяцев.
10
Отойдя от костра, Голицын сразу почувствовал свежесть ночи. Несуетно и едва слышно шуршала, просачиваясь сквозь прибрежную гальку, речная волна; лунный свет, освещая тропинку, что наискось поднималась по холму, громко именуемому Соколовой горой, навевал умиротворенное и неспешное течение мыслей. И, черт побери, на душе вдруг стало так покойно и благостно, будто и не было никогда в его жизни прошлой суеты и интриг света, казавшихся сейчас такими никчемными и пустыми.
А может, и не было никакого князя Голицына с его спесью, вечными долгами, кутежами и девками, от коих наутро воротило с души, когда стыд, хоть и нечастыми всполохами, но все же обжигающий душу, благополучно заливался водкой? Не было петиметра и циника Антоана, своими выходками будоражившего мнение общества и служившего притчей во языцех во многих великосветских гостиных обеих столиц? А был некий чиновник четырнадцатого класса Мечислав Феллицианович со сладкой фамилией Марципанов, судя по которой, являлся он либо выходцем из малоросских кондитеров, либо из мещан, либо вообще вырос из племени бурсаков и семинаристов. И жизнь, что была до появления господина Марципанова — обыкновенный сон, ушедший в небытие, когда господин этот зримо и осязаемо обозначился на этом свете. И чувствовал он здесь себя вполне сносно.
Когда тропа круто забрала вверх, а затем вывела на небольшое плато-лещину, Голицын увидел по левую руку расплывчатый свет. Он подошел ближе. Оказалось, это горел лампион в палатке. А затем он услышал английскую речь. Разговаривали двое.
— …поговорка у них есть такая: не было ни гроша, да вдруг алтын.
— А что такое алтын?
— Три копейки.
— Да, вы правы. Искали остатки золотоордынского города, нашли шкатулку с письмами императора Павла к разбойнику и самозванцу…
— Пу-гат-че-фу, — произнесли в палатке с трудом.
— Да, Пугатчефу, — повторил другой голос.
— И эти письма, дорогой Джозеф, попади они в руки заинтересованных лиц, могут натворить массу неприятностей для той страны, в которой мы находимся.
— Вы читали их, сэр?
— Ну насколько я владею русским. Уверяю вас, они взрывоопасны. И им нет цены.
— То есть?
— То есть если у нас вдруг возникнет мысль, я повторяю, если, то мы могли бы продать эти письма за хорошие деньги. Очень хорошие.
— А у нас может возникнуть такая мысль, сэр?
— Пока не знаю. Надо подумать…
Благостное течение мыслей было нарушено. Письма императора Павла к Пугачеву? Возможно ли это? А почему нет? Нелюбовь Павла к матери, как и Екатерины к нему, были общеизвестны. Мачехи лучше относятся к своим пасынкам, нежели императрица Екатерина относилась к Павлу. И тот отвечал ей тем же. Почему бы ему и не снестись с казачьим царем, к тому же выдававшим себя за его отца, Петра Федоровича? И совместными усилиями свалить немецкую принцессу? А впрочем, не его ума это дело. Что ему, коллежскому регистраторишке, захудалому канцеляристу за дело до интриг озлобленного и уже покойного императора? И вообще, научный труд по описанию волжских рыбных ловлей требует полной концентрации мысли, а посему не гоже отвлекаться на посторонние разговоры, к тому же подслушанные. И, черт побери, как хороша сегодня была Грушенька!
— Мечислав Феллицианович! — донесся снизу от берега голос Селиванова. — Где вы-ы…
— Ба-ари-ин, — присоединился к нему голос Африканыча.
— Мечислав Феллицианович! — закричали из-под горы уже хором, и голос Грушеньки был звонче всех. — Мы вас ждем!
Что-то вроде ледяного комочка прокатилось по спине Голицына. А ведь это кричат его. Кричат хором, чего в его жизни никогда не было. Купец, неудавшийся утопленник Петька, Груша, дядька… Они ждут его. Его! Он нужен им, именно он…
— Иду! — вдруг вырвалось у Голицына, и он стал спускаться с холма. А потом заметил, что почти бежит…
11
Грушенька сидела перед зеркалом, время от времени поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, и сосредоточенно рассматривала собственное отражение. Мечислав Феллицианович, сразу видно весьма ученый и образованный человек, употребляет в речи своей не совсем понятные слова. Вот, например, «сильфида». Что сие обозначает? Когда Грушенька спросила об этом у бабеньки, та как-то странно хмыкнула, потом спросила, где ж это внучка такое мудреное слово услышала?
— Не помню я, то ли в книжке какой прочитала, то ли еще где… — начала отнекиваться Груша, чувствуя, что щеки заливает предательский румянец.
— Да вроде среди наших, купецких, такое слово услышать вряд ли можно, — задумалась Аграфена Федоровна, — разве что от человека книжного какого, кто мудрость постигает в учении. Может, от господина Марципанова? — лукаво взглянула она на внучку.
— И вовсе не от него, — слишком быстро, что бы это было правдой, ответила та. — Говорю же, в романе встретилось, в «Матильде» мадам Коттен. Я его в книжной лавке третьего дня купила.
— В лавке так в лавке, — согласилась старушка. — А слово сие вроде как «волшебница» означает или дух воздушный какой, легкокрылый.
Чем же она на сильфиду-волшебницу похожа? Рыжими волосами? Прозрачной голубизной глаз? Или худенькой фигуркой? Так и сидела мало не четверть часа Грушенька, вглядываясь в черты своего лица, то и дело поправляя медные пряди, уложенные в простую прическу, морща носик и поджимая изогнутые, как лук, губки, все не могла решить: искренне ли говорил Мечислав Феллицианович? Можно ли ему верить? А главное — почему он так сказал?
Когда думала об этом, перед ней возникало его лицо: глаза чудные, как теплая безлунная летняя ночь, когда в бархатном мраке небосвода каплями сияют звезды, темные брови, как крылья бабочки — вразлет, скулы со впадинками — при свете костра это сразу стало заметно. В тот миг, когда Мечислав чуть наклонился к ней, сердце так и ухнуло куда-то вниз, а потом он взглянул на ее губы так, будто они были его любимым лакомством. И сейчас при одном воспоминании об этом взгляде, ее вновь охватывала непонятная истома, колени слабели, тело пронизывал странный, неведомый ранее трепет. Грушенька даже закрыла глаза, чтобы ничто не мешало ей яснее ощутить, понять и продлить сладостное наваждение. Нужно ли пытаться объяснять то, что происходит? От думок только голова пухнет. Гораздо приятнее просто чувствовать, погружаясь в воспоминание о его словах, жестах, потемневших от страсти глазах. Как бы хотелось еще хоть один разочек почувствовать на себе такой взгляд, ощутить его губы на своих…
