— Будем надеяться, что ты ошибся и это не их фотографии, — вздохнул Фиделио.
Они вновь вернулись к разговору, когда уселись завтракать.
— Насчет лошади — это все-таки интересно, — задумчиво произнес Фиделио, намазывая гренок маслом.
Билли, сидевший напротив, тут же уронил ложку в кашу.
— Лошадь? Какая?
— Потом объясню, Билли, — пообещал Чарли. — Кстати, вот что: меня на эту субботу оштрафовали, так что я составлю тебе компанию.
— А меня в выходные тут не будет, за мной в субботу новые родители приедут, — похвастался Билли.
— Так быстро?
— Ага! У меня теперь новый дом! Ур-р-ра! — Билли подпрыгнул на скамье.
Чарли заставил себя улыбнуться. Ему не хотелось раньше времени разрушать надежды Билли, но он почему-то был убежден, что настоящее усыновление так быстро произойти не может — наверно, надо оформлять кучу всяких документов. Как Блурам сходят с рук все их штучки? Похищают детей, прячут от родственников, распоряжаются сиротами, будто те — какие-то куклы, делают так, что пропадают родители… Ну и семейка. Неужели нельзя найти на них управу?
— Чарли! — потеребил его Фиделио. — Если ты не голодный, давай я съем твой завтрак.
В ответ Чарли поспешно принялся глотать кашу.
— Ты-то уж тем более не останешься со мной в школе? — спросил он.
Фиделио пришел в замешательство.
— И рад бы, да не могу. Обещал брату выступить с его группой в субботу утром.
— Ладно, по крайней мере, хоть посмотрю на родителей Билли, — утешился Чарли. — Интересно же, что за люди.
На первой же перемене Чарли отыскал в саду Эмму и Оливию и сделал попытку сговориться на выходные с ними.
— Эй! — позвал он еще издали. — Что вы делаете в субботу?
— Я помогаю тете в магазине, — откликнулась Эмма. — В субботу почему-то всегда всем нужны книжки, так что будет наплыв покупателей.
— Тебя опять после уроков оставили, Чарли? — догадалась Оливия.
— Угу. А ты тоже занята?
— Вообще-то эта суббота вполне может стать решающим днем в моей жизни, — непривычно серьезно сказала Оливия.
— Похоже на то, — подтвердила Эмма.
— У меня кинопроба. Пробуюсь на роль в настоящем фильме, там целых три звезды снимаются, а я буду играть дочку Бобби Беппа… то есть, если все сложится, буду.
— Какого Беппа? — поинтересовался Чарли.
— Что? Не притворяйся, что ты о нем не слышал! — Оливия насупила брови. — Он же суперзвезда!
— Правда? Ну, удачи! — от души пожелал Чарли. — Прославишься, наверно!
— Обязательно! — поддержала его преданная Эмма.
— Может быть, — с уверенной улыбкой произнесла Оливия.
— Прославишься — нос задерешь и с нами водиться уже не пожелаешь? — поддел ее Чарли.
— А ты как думаешь? — Оливия улыбнулась еще шире.
Ответить Чарли помешал звук рожка, призывающего на урок: Эмма и Оливия так боялись опоздать и остаться на выходные, что стремглав помчались к зданию школы. Чарли за ними и угнаться не смог. Наверно, они летом на каникулах кроссы бегали, решил он.
— Слышал новость? — выдохнул Чарли, ворвавшись в раздевалку музыкантов. — Оливия в кинозвезды подалась!
Переобувавшийся Фиделио выронил кроссовки.
— Что, серьезно? — потрясенно спросил он. Остальные тоже были поражены. Гвинет Хоуэллс, арфистка, поджала губы и прошипела:
— Эта Карусел такая воображала! Думает, она гениальная актриса!
— Гениальная не гениальная, а играет она здорово, — великодушно признала Рози Стаббс. — Ручаюсь, она прославится!
Гвинет наградила лучшую подругу яростным взглядом, но Рози стояла на своем:
— Да будет тебе, Гвинет, она же действительно потрясающе играет.
— У нее кинопроба в субботу, — объявил Чарли. — Олли пробуется на роль в настоящем взрослом фильме. Будет играть дочку этого, как его, Бобби Беппа.
— Если получит роль! — Гвинет недоверчиво фыркнула.
— Еще как получит, я и не сомневаюсь, — убежденно сказал Фиделио.
Вскоре слухами о грядущей звездной славе Оливии Карусел гудела вся школа. Оливия даже пожалела, что проболталась о кинопробе Чарли. Но было уже поздно.
А Чарли каким-то чудом удалось весь остаток недели избегать нареканий, так что воскресенье дома он себе обеспечил, а в пятницу понял, что перспектива провести лишний день в школе не внушает ему такого уж отвращения. Проводив Оливию до парадных дверей академии, Чарли пожелал ей ни пуха, ни пера, и девочка послала его по соответствующему адресу с подозрительным воодушевлением.
— Зря ты разболтал всей школе про мою кинопробу, — буркнула она. — Сглазят. — И ушла, не обернувшись.
— Она нервничает, — объяснила Эмма расстроенному Чарли. — А насчет субботы ты не огорчайся, увидимся в воскресенье.
— В «Зоокафе», в два ровно, — предложил Чарли.
— Идет. — Эмма кинулась догонять подругу.
Академия опустела и затихла. Чарли прошел по безлюдным коридорам в спальню и с порога уловил знакомый запах. Ну, точно, Душка, кухаркин пес! Сидит у койки Билли Грифа. И выглядит еще унылее, чем обычно. Вообще-то Чарли считал, что Душка всегда такой квелый, потому что раскормленный, старый и больной, но сейчас Билли, паковавший свой потертый чемодан, объяснил, что все несколько сложнее.
— Он расстроен. Во-первых, потому, что меня забирают, то есть усыновляют, а во-вторых, говорит, что видел какой-то ужас и напугался.
— Правда? — Чарли присел на краешек койки. — А что он видел?
Билли посмотрел на пожилого пса, и тот заскулил.
— Опять он за свое. Может, я его плохо понял? Все твердит: «Правда! Правда! Лошадь промчалась сквозь стену!»
— Как? — Чарли подскочил. Билли сел поудобнее.
— Душка говорит, он был наверху, в длинной-длинной комнате, где горит свет, который вкусно пахнет. Еще там был Манфред, старый мистер Иезекииль и три твоих тетки, Чарли. А на столе лежали всякие штуки — мех, железяки и еще какие-то древние кости.
У Чарли по спине побежали необъяснимые мурашки.
— Что еще за кости?
— Душка говорит — лошадиные. Пес внезапно издал утробный рык.
— А потом кости вдруг превратились в лошадь, — старательно перевел Билли и глянул на Чарли, словно опасался, что тот его перебьет, но Чарли молча сидел с разинутым ртом. — Твои тетки что-то делали со всеми этими железяками и разными штучками на столе, — продолжал Билли, — а мистер Иезекииль включил какую-то машинку, которая искрила. Потом что-то взорвалось с ужасным грохотом, повалил дым, а лошадь вскочила со стола и — бум! — пробила стену. И только ее и видели.
