– Кажется, я видела это зеркало в каком-то коридоре, – снова посмотрев на рисунок, предположила Ориелла.
Грента пошла за ней к небольшому коридору, соединяющему виллу с более поздней пристройкой.
– Я думала, оно здесь. – Ориелла показала на стену, где теперь висела гравюра с итальянским пейзажем. – Наверное, ошиблась, – пожала она плечами. – Где-то в другом месте.
– Вы видели его после переезда на виллу? – спросила Грента.
– Не помню. Но уверена, что когда-то проходила тут и полюбовалась на себя в зеркало, только, вероятно, это было не здесь.
Грента знала, что графиня с Ориеллой поселились на вилле через два месяца после смерти Саймона Страттона. Графиня улаживала наследственные дела в Неаполе, и, хотя часто наведывалась в Монтори, у Роландо, да и у кого угодно, была масса возможностей вынести из виллы хоть все, что там имелось.
Срок в два месяца мог оказаться губительным для графини, несмотря на строгое указание мажордому Эдмондо и всей прислуге охранять виллу и все имущество.
Грента больше не заговаривала с Ориеллой о зеркале, но позже, вечером, пришла в коридор одна, сняла с крюка гравюру и, как и ожидала, обнаружила чуть заметные следы восьмиугольного зеркала, когда-то висевшего на этом месте.
Следы не доказывали, что зеркало украли или что в деле замешан Роландо, но если зеркало числилось в старой описи, а на вилле его, по-видимому, нет, дело принимало очень подозрительный оборот.
На следующий день Крейг привез на виллу Мервина на его машине.
– У моей проверяют тормоза, – спокойно объяснил Крейг, восторженно встреченный Ориеллой и графиней. – Я не уверен, что они неисправны, но лучше лишний раз проверить, ведь мне приходится ездить по горным дорогам.
– А как вы предполагаете вернуться в Сорренто? – спросила Грента. – Вы же не можете взять машину Мевина.
– Не терпится избавиться от меня? – Он посмотрел на нее со сдержанным удивлением. – Слава богу, графиня более гостеприимна. По крайней мере, она пригласила меня остаться на ленч.
– Естественно. Вряд ли она позволила бы вам, доставив Мервина в Монтори, завтракать в кафе.
– Вы надеетесь, что я пойду пешком по опасной прибрежной дороге?
Она засмеялась:
– Пока на дороге было не так много машин, люди ходили пешком даже из Монтори в Сорренто вдоль побережья через холмы.
– Простите, что разочаровал вас, но сегодня вечером друг доставит меня в Сорренто на яхте.
– Я рада, – в тон ему с сарказмом произнесла Грента. – Мне не хотелось бы, чтобы вы в одиночестве шагали по холмам.
– Вы уверены, что совершенно не думали обо мне?
– Смотря как посмотреть… – улыбнулась она.
Но в этот момент Ориелла подошла к Крейгу и схватила его за руку.
– Мы вам так благодарны за заботу о Мервине, – радостно защебетала она.
– Девушки говорят так, будто ты спас меня от падения с горы, – проворчал Мервин. – В конце концов, у меня ничего серьезного.
Графиня тем не менее настояла, чтобы после ленча Мервин отдохнул или на балконе своей комнаты, или на одной из многочисленных террас виллы.
– Хорошо, если хотите, я сяду здесь в тени и почитаю, – заявил он, устраиваясь в шезлонге.
– А я пойду попотею над описью, – сообщила ему Грента.
Через полчаса она с удивлением увидела рядом с собой Крейга. Он прошел в одно из французских окон гостиной, где она записывала картины, вазы, бюро, украшенное изысканной инкрустацией.
– Я вам помешал? – спросил он.
– Вовсе нет.
– Джозеф сказал, что я могу помочь вам разобраться со стеклом, – без свойственного ему добродушного подшучивания предложил Крейг.
Если он искренне предлагает помощь, то глупо отвергать ее.
– Да, я буду рада воспользоваться вашими знаниями.
Когда Грента открыла шкафы, Крейг присвистнул от восхищения, увидев некоторые предметы.
– Вот это ценный экземпляр, – пробормотал он, указав на высокий красный бокал с крышкой.
Она покорно записала данные, которые он продиктовал: «Германия, вероятно Потсдам; рубиновое стекло с выгравированными сценами мифологической охоты».
О каждой стеклянной вещице он диктовал ей достаточно данных, чтобы она смогла идентифицировать ее в описи или сделать новую запись.
– Безусловно, эта работа займет у вас немало времени, – предположил Крейг, когда она закрыла шкафы.
– Надеюсь, – с восторгом ответила она.
Он поднял брови и скривил губы в усмешке:
– Значит, вы хотите предаться праздной жизни в солнечной Италии?
– Вряд ли можно назвать праздностью, когда проводишь день за пишущей машинкой, ломая голову над этим кошмарным итальянским почерком! – парировала Грента и, помолчав, спросила: – А в фарфоре вы разбираетесь?
– Немного, – пробормотал он.
Она знала: его скромное, небрежное признание означает, что он прекрасно владеет вопросом.
Они прошли в соседнюю гостиную, где в шкафах, на столах и на полках находилась большая часть коллекции фарфора.
– Как беспечно оставлять вот так эти ценности, – заметил Крейг. – И сюда заходят горничные, вытирают эти вазы и чаши?
– Полагаю. Я об этом не думала. Просто считала, что наиболее ценные вещи хранятся в шкафах, а менее ценные стоят на виду.
– Гм. Это, должно быть, ваза эпохи династии Минь. – Крейг взял вазу великолепной формы, изысканно раскрашенную желтыми цветами и бирюзовыми листьями на красно-лиловом фоне. – Она слишком ценна, чтобы доверить ее рукам небрежной прислуги, – продолжил он. – Поставьте ее в шкаф.
– Нет, поставьте сами! – взмолилась она. – Я боюсь уронить ее!
Крейг осмотрел коллекцию, предмет за предметом, и Грента записала все, что он ей продиктовал.
– Конечно, существует мнение, что красивые вещи грешно скрывать в сундуках, – проговорил он, взяв в руки зеркально-черную амфору. – Но с другой стороны, неосторожное движение или дрогнувшая рука – и перед вами лишь горстка осколков на мраморном полу.
Грента кивнула:
– А еще, если вещица небольшая, ее легко может стянуть кто угодно.
Крейг искоса взглянул на нее:
– Роландо? Юный, любимый племянник старика?
– Лучше не будем называть имена, – прошептала она. – Это привилегия графини обвинять того, кого она считает виновным, но, честно говоря, у меня тоже начинают возникать подозрения.
– Тем более надо запереть самые ценные предметы из коллекции. – Крейг аккуратно поставил еще несколько ваз и чаш в шкафы, и Грента заперла стеклянные дверцы.
