Он потерял ход мысли, потому что ее пальцы играли верхней пуговицей его рубашки.
— Вы — что? — Она подняла голову. Их взгляды встретились. И связь, какая не возникала у него ни с одним человеческим существом, вспыхнула между ними.
Он закрыл глаза и снова поцеловал ее, уступая ее прикосновению, взгляду. Он прижал ее тело к стене и наслаждался, чувствуя, как твердые груди упираются в его грудь, манящий рот прижат к его губам.
Она открылась ему. Ее язык дразнил. Руки опустились вниз и обхватили его за талию, притягивая крепче. Но во всех ее движениях присутствовала невинность. Что-то в ее поцелуях говорило ему, что для нее это не очередное приключение. Она тоже ощущала уникальную связь, возникшую между ними.
Если бы он не был принцем, если бы это не было общественное место, он бы затянул ее в пустую комнату и прямо там и сейчас занялся бы с ней любовью. Поступок, на который имеет право любой мужчина, кроме принца. Он никогда не ощущал такой связи с Лукрецией. Или такой ошеломляющей физической жажды.
Проклятие.
Он еще раз оторвался от Пиа. На такое нежеланное отступление тело ответило болезненным спазмом.
Прошел всего год после смерти Лукреции. И ничего похожего на интимность не должно возникать у него в голове. Что он за человек? Целует женщину, а его жена совсем недавно умерла и лежит в могиле.
— Простите, Пиа, — удалось ему выговорить. — Это… это неуместно.
— Понимаю. — Она убрала руки с его талии. — Мне не следовало предполагать…
— Нет, это совсем не ваша забота, вы ничего не должны… Если бы я был другим человеком, я бы минуты не колебался… — Эмоции переполняли его. Федерико не помнил, когда последний раз не мог найти правильных слов или испытывал такую неловкость. — Я нахожу вас очаровательной. Но моя жизнь не принадлежит мне. У меня есть обязательства перед моей семьей и перед моей страной. Люди ждут определенного поведения от меня как от принца.
Он не мог смотреть ей в глаза и уставился на полускрытую волосами повязку.
— И с тех пор, как Лукреция… Совсем недавно… Как ей сказать? Как ее заставить понять?
— Это неуважение к ее памяти.
— Нет необходимости объяснять. Все о'кей, — твердым голосом успокоила его Пиа. Но она будто силой выталкивала слова. Так выражалась ее нервозность. — И, кстати, нам пора ехать. Ваш водитель, должно быть, уже приготовил машину, и репортеры жаждут увидеть вас.
Он сглотнул. Надо сказать что-то еще, прояснить происшедшее между ними. Но уроки этикета и опыт дипломатии оставили его. Он просто повернулся и пошел к дверному турникету в конце коридора, который вел к западному выходу. Пиа шагала рядом с ним, чуть ли не касаясь его локтя. Он уже собрался толкнуть двери, когда услышал ее смех. Федерико остановился и недоверчиво уставился на нее.
— Вам смешно?
— По меньшей мере мне теперь не понадобится губная помада.
— Да, полагаю, не понадобится. — Его рот медленно сложился в улыбку. Он понял ее попытку ослабить напряжение.
Не меньше тридцати репортеров со своими операторами столпились на площадке перед стеклянным турникетом больницы. Позади стояло два ряда теленовостных пикапов с прожекторами и спутниковыми тарелками.
Пиа сразу посерьезнела, увидев сцену, открывавшуюся за дверью.
— Ничего страшного, — заверил ее Федерико. — Я говорю с прессой несколько раз в неделю. Вам надо только стоять рядом. Водитель знает, когда мягко вмешаться и проводить нас в лимузин, если назреет конфликт. Но этого не будет.
Репортеры заметили пару, когда та подошла к стеклянному турникету. И моментально охотники за новостями, работая локтями, стали проталкиваться поближе к принцу.
— Ваше высочество!
— Как себя чувствует синьорина Ренати?
— Можете сказать нам, почему Пиа Ренати живет во дворце?
Какофония быстрых, точно выстрелы, вопросов на итальянском. Пиа застыла рядом с принцем. Федерико легко положил руку на ее спину и выдвинул ее вперед. Одновременно он помахал рукой, призывая толпу успокоиться и отступить назад.
Когда скопище репортеров отступило и Пиа больше не грозила опасность быть затоптанной, он убрал руку с ее спины и заговорил прекрасно поставленным голосом:
— Спасибо за заботу. Но, к сожалению, у меня только считаные минуты. Как вы можете представить, мисс Ренати нуждается в отдыхе.
Знакомая репортерша с одной из местных новостных телестанций выдвинула вперед микрофон.
— Ваше высочество, вы можете сказать нам, что случилось сегодня в полдень и с какой целью синьорина Ренати посетила королевский дворец?
— Добрый вечер, Амалия, — легко и непринужденно приветствовал ее принц. Этим натренированным тоном он всегда обращался к представителям прессы. — Мисс Ренати — друг семьи. В полдень она играла с моими сыновьями и поранила висок. К счастью, рана не тяжелая. Как вы можете видеть, ей оказали помощь и отпустили. — Он одарил репортершу улыбкой. — Рана не серьезнее, чем растяжение лапы у вашей собаки, когда на прошлой неделе она поскользнулась у вас в студии.
Амалия с улыбкой кивнула, вспоминая, как в передаче о бездомных животных собака в середине съемки в испуге заметалась и врезалась в кресло ведущего вечерних новостей, столкнув его на пол. Хорошо еще, что она никого не укусила. Амалия жестом показала своему оператору, что они могут ехать, за следующим сюжетом.
На передний план выдвинулся другой репортер. Федерико узнал его. Въедливый субъект из ежедневной газеты «Сан-Римини сегодня». Принц приветливо ему улыбнулся, но приготовился к каверзным личным вопросам.
— Ваше высочество, — пятидесятилетний репортер подставил диктофон прямо к лицу Федерико, — правда, что Пиа Ренати живет во дворце уже больше двух недель? Определенно это нечто большее, чем просто визит друга семьи! У вас есть комментарии?
Среди репортеров поднялся гул. Они снова начали выкрикивать вопросы. Федерико, как обычно, поднял руку, успокаивая их. А сам мысленно искал подходящий обтекаемый ответ. Но толпа кричала все громче. Репортер из «Сан-Римини сегодня» продолжал тыкать свой диктофон прямо под нос принцу. Но хуже всего было то, что его вопросы насторожили других газетчиков. Даже Амалия обернулась и послала оператора снять вблизи реакцию Федерико.
— Мы знаем, что сегодня вы уволили няню Мону Феннини. Хотя она у вас проработала всего два месяца. — Репортер повысил голос, он хотел, чтобы коллеги ясно слышали его. — А сейчас вы сказали, что сегодня в полдень Пиа Ренати играла с вашими сыновьями. Она рассматривается на должность няни?
— Как я говорил, синьорина Ренати — друг семьи. — Федерико повернулся к другому репортеру. Но настырный газетчик остался неудовлетворенным. Громким голосом, чтобы его все слышали, он спросил:
— Тогда нет ли между вами и Пиа Ренати каких-то отношений, о которых прессе следует знать? Почему она играла с вашими сыновьями?
