Фредерика должна была согласиться с его доводами за, хотя у нее еще в запасе было немало доводов против. Она также решила говорить с ним со всей прямотой.
— У моей матери и сестры, мистер Лестроуд, нет ни малейших оснований рассчитывать на какую-либо помощь от вас, Хотя они не откажутся, если вы им ее предложите по собственной воле. — Она покраснела. — Это вовсе не от того, что они лишены нравственных норм, просто у мамы всегда было достаточно денег, и сейчас, когда их у нее нет, она совершенно не знает, как без них обходиться. — Она остановилась, смущенная, но, увидев, что он внимательно слушает, продолжала: — Что же касается Розалин, то ей давно уже надо было бы работать, но мама ее всегда баловала. Она даже слышать ничего об этом не желает.
Лестроуд, как ни в чем не бывало, курил сигарету, снова усевшись в кресло. Глаза у него поблескивали.
— А с какой стати ей работать? — вдруг перебил он ее. — Ваша сестра Розалин красавица, каких мало, и ваша матушка уверена, что пристроит ее — и в ближайшее время. Разве можно винить ее, если она не хочет, чтобы главное ее сокровище портили, используя не по назначению.
— Вы хотите сказать — работой? — уточнила Фредерика.
— Да, Фред. — Он наклонился к ней через стол, не заметив, как она вздрогнула: слишком уж разительно панибратское «Фред» отличалось от «прекрасной Розалин», хотя в остальном ничего против «Фредди» она не имела. — Конечно, вас никак не назовешь «два сапога пара», хотя, должен признаться, когда первый раз вас увидел, я решил, что более забавного существа я в жизни не видывал, и мне и в голову не могло прийти, что от вас может быть хоть какой-нибудь толк. На вид вы такая хрупкая и вся-то от горшка два вершка, но я на собственном опыте убедился, что вы не из слабых, и это уже здорово. Ваша мать, несомненно, прекрасно понимает, что на вас можно положиться и с вами с голоду не умрешь, поэтому не хочет вас терять, в смысле — выдавать замуж. Не говоря о том, что вы едва ли можете соперничать с Розалин по части выгодной партии…
— Благодарю, — только и смогла сказать Фредерика, пытаясь понять, сознательно ли он ее унижает, констатируя истинное положение дел, или так получается.
— Со временем вы выйдете замуж за какого-нибудь хорошего рабочего парня, а то и за инженера. Вы могли бы быть славной женой врача или ветеринара. Могли бы возить их на машине в качестве дополнения к обязанностям жены, и я вполне могу вообразить вас матерью здоровых детишек…
— Благодарю… благодарю, сэр! — повторила Фредерика сдавленным голосом.
Он махнул ей рукой, указывая на кресло.
— Но Розалин, — он произнес это имя с явным удовольствием, — Розалин всегда будет украшением жизни, и, если у нее будут дети, их можно представить только в окружении нянек и гувернанток… семи нянек, так сказать!
— Вы полагаете, в наши дни кто-либо может себе такое позволить? — спокойным голосом спросила Фредерика.
— О, конечно, — бросил он, улыбнувшись сквозь облако дыма. — Конечно!
Фредерика подождала немного и спросила, будут ли у него какие-нибудь распоряжения. Он взглянул на нее чуть ли не с удивлением и ответил:
— Нет, никаких. Никаких… вот разве что, я надеюсь, вы пообедаете с нами в среду. Я пригласил еще несколько человек, дабы ваша семья могла познакомиться с новыми людьми. Розалин просто создана для светской жизни!
— А Люсиль? — спросила Фредерика уже у дверей.
Лестроуд посмотрел на нее с еще большим удивлением:
— Люсиль моя экономка. Она, разумеется, не входит в число приглашенных. Ее место на кухне — пока я не найду повара и весь необходимый персонал.
— А вам не кажется нечестным взваливать на нее такую тяжелую работу без помощников?
— Но это же не убьет ее, — беззаботно отмахнулся он, пожав плечами. — Работа еще никого не убивала.
Фредерика вышла, внутренне негодуя, потому что в первый раз осознала, какой жестокосердный и твердолобый человек ее хозяин. Злость только усиливалась при мысли о той легкости, с которой он распорядился ее судьбой: видите ли, здоровые дети и занятый муж — доктор или ветеринар! А то, что она и сама давно решила стать женой именно ветеринара, нисколько не умаляло негодования против этого самонадеянного себялюбца. Да как он смел! И при этом еще приписывает Розалин все добродетели идеальной супруги!
У нее не было ни малейшего желания присутствовать среди гостей на званом обеде в роскошной столовой Фартинг-Холла, она поняла также, когда увидела Люсиль, что инструкции, которые та получила от хозяина в связи с предстоящим обедом, совершенно не радуют ее. Она ни словом не обмолвилась о том, что ей придется трудиться за троих; но весь ее вид — поджатые губы и недовольный взгляд — свидетельствовал о внутреннем возмущении.
— Я не хочу встречаться с гостями мистера Лестроуда, как если бы я была им ровней, а не его служащей, — искренне призналась Фредерика, сидя с Люсиль на следующее утро за завтраком в большой светлой кухне, которая была ее самым любимым местом в Фартинг-Холле. — С одной стороны, я не люблю покровительства, а с другой — это неприлично. Как можно удерживаться на должном расстоянии от человека, который платит тебе деньги, если он то нисходит до тебя, как до ровни, то устраивает разнос, как нерадивому работнику?
Люсиль, которая в это время составляла список покупок, подняла глаза от листка бумаги и взглянула на нее через стол. В глубине ее серых ироничных глаз чувствовалась затаенная боль.
— Да и с какой стати удерживать дистанцию между собой и мистером Лестроудом, если он приглашает отобедать вашу матушку и сестру? — ответила она вопросом на вопрос. — К тому же едва успев с ними познакомиться? — добавила она.
Фредерика заерзала на стуле. Все было и без того слишком ясно — Розалин могла похвастать победой! Но об этом говорить с Люсиль не хотелось.
— И зачем я прочитала это объявление о работе? — проговорила она с горечью.
Люсиль чуть улыбнулась.
— Да о чем ты! — нетерпеливо проговорила она. — Ты-то здесь причем! Ради твоей родни хозяин устраивает прием и приглашает заодно тебя. Тебе-то чего расстраиваться?
— А я говорю, лучше бы мне не видеть того объявления, — в сердцах повторила Фредерика, потянувшись за мармеладом. — С леди Аллердейл все было гораздо лучше, поверь мне. Ей до моих родственников и дела не было, — добавила она, словно мысль о преимуществах работодателя, не сующего свой нос в ее семейные дела, впервые пришла ей в голову.
Люсиль вяло улыбнулась.
— Боюсь, леди Аллердейл было мало пользы от твоей сестрички Розалин, — бросила она.
Фредерика не могла придумать, что надеть к обеду, но одно решила твердо. Она ни за что не явится на прием в одном из своих строгих платьев, купленных ею вместо униформы, хотя они были отлично сшиты и неплохо на ней сидели.
В конце концов, она остановила свой выбор на шифоновом платье цвета морской волны, которое захватила с собой из Лондона, и в среду в полдень — благо у нее не было никаких дел — вымыла голову и причесалась с особым тщанием. Короткая стрижка придавала ей особенно элегантный вид и делала очень привлекательной; блестящие золотистые волосы хорошо контрастировали со строгим темно-синим платьем. Она не имела склонности носить много ювелирных украшений и решила ограничиться жемчужным ожерельем, которое когда-то мать подарила ей на день рождения. Жемчуг был недорогой, зато теплого, кремового оттенка с матовым блеском, что очень шло к ее нежной, бархатной коже. Перед тем как надеть платье, она долго укладывала волосы, приводила в порядок ногти, покрыв их скромного цвета лаком, немного подкрасилась, а когда наконец туалет был завершен, взяла со столика флакончик духов и смочила ароматной жидкостью мочки ушей и запястья. Она и сама не могла объяснить себе, с какой стати так тщательно заботится о своем внешнем виде, хотя не могла и не при знать, что до глубины души уязвлена мнением мистера Лестроуда, что, дескать, ей не под силу соперничать с сестрой Розалин. Вот почему ей хотелось доказать ему, что она не лишена женской прелести, которую оценит глаз знатока, случись ему сделать выбор из ограниченного числа претенденток. Когда же она спустилась в кухню, чтобы предстать перед Люсиль, то почувствовала, как ее акции резко пошли в гору, потому что та заявила, что Фредерика выглядит не просто «мило», а значительно, значительно лучше.
