– О, положись во всем на меня! – Дженни даже порозовела. – Мы с Кристин обо всем позаботимся. – Она отодвинула пустую тарелку, намереваясь, по всей видимости, перейти к деталям. – Мне кажется, из-за того, что твой отец переобустроил дом – я про встроенные шкафы, – и того, что гостиная сейчас больше похожа на кабинет, нам нужно будет кое-что изменить и сделать его более пригодным для семейного проживания, – решительно заявила она. – Никаких кардинальных изменений, разумеется, делать не станем; стены сносить ни к чему, но нужно будет избавиться от шкафов. И в доме довольно старая мебель. Кухня и ванные тоже весьма устарели. Однако сначала, конечно же, следует распродать вещи и избавиться от разного хлама. Только потом можно будет оценить примерную стоимость отделки кухни и ванных. Все это может выйти дороговато, но, уверяю тебя, затраты не окажутся лишними. – Она уже завелась, а я медленно оседала на своем стуле под напором такого количества информации и такой ее предприимчивости, впрочем, возможно, это просто был профессиональный подход знающего свое дело специалиста. – В доме отличная планировка, – продолжила Дженни, – однако твой отец его немного подзапустил, особенно внешне. Согласись, старый дом в запустении – зрелище довольно унылое.
– Папа много занимался трейлерным парком. Он тратил на него кучу времени… – Я почему-то начала защищаться, хотя, по сути говоря, парку ничего не требовалось. Деревья, бухта, бетонные плиты – и все… о чем еще мечтать?
– Давай я приглашу людей, которые смогут привести в порядок газон и кусты? – не делая перерыва в потоке идей, предложила Дженни. – И, может быть, стоит посадить что-нибудь яркое перед домом и выделить бордюр?
– Это было бы здорово, – сдержанно согласилась я.
Она мне определенно не нравилась! Ее напор меня пугал, и я не могла понять, что у нее на уме. И еще мне было обидно, что она так хорошо осведомлена о моей семье. Однако мысль, что теперь у меня появится помощь, вселяла в меня чувство огромного облегчения.
Мы расплатились с официанткой – Дженни заплатила за тако, к которым я почти не притронулась, – и вышли на тротуар.
– Я позвоню вам через день или два, и мы назначим время, когда вы смогли бы подъехать, – вежливо сказала я, прощаясь.
– Только не затягивай, – деловым тоном предупредила Дженни.
– Нет, конечно.
Она схватила меня за руку и посмотрела в глаза. От ее взгляда у меня на затылке зашевелились волосы.
– Райли, я так рада видеть тебя! Ты даже не представляешь!
Я неловко улыбнулась, и она отпустила мою руку.
– Я вам позвоню, – негромко сказала я.
Мы расстались, и всю дорогу до дома я не могла отделаться от ощущения, что эта женщина мне непонятна, что-то было в ней излишне не то интимное, не то наступательное…
7
Коробку с фотографиями я нашла в спальне отца, в шкафу на верхней полке. Я сняла ее и перенесла на кровать, с которой недавно сняла постельное белье и на которой оставила лишь покрывало с вышитыми в углу инициалами «Ф. М. от Д. Л.». Поначалу, пока я не оправилась от смерти папы, я не придала никакого значения этому желто-голубому покрывалу, выполненному в стиле пэчворк, но теперь поняла, что скорее всего его сделала Дженни, желая оставить о себе хоть какую-то память – и именно на его кровати.
Я мучительно размышляла, почему в присутствии этой женщины я чувствовала себя так неуютно. Может быть, потому, что она была ближе с отцом, чем я? Или из-за подозрения, что ее обрадовала мамина смерть и, как только мама перестала была преградой, она заняла ее место? Наверное, нехорошо, что я так думала о ней. Ведь мама и правда была ее давней подругой. И вряд ли Дженни врала, когда признавалась, что горевала по ней, и только из-за этого они и сблизились с моим отцом. Но было что-то подозрительное в том, как она разговаривала со мной, и особенно – как смотрела на улице после ленча.
Однако меня учили не судить людей по их поведению, а стараться понять их. Может быть, Дженни просто неловко себя чувствовала в моем присутствии и не знала, как ей вести себя с дочерью любовника?
Да какая разница!
Я забралась на кровать, села по-турецки и принялась разглядывать снимки, вынимая их из коробки по нескольку штук. Меня удивило, что отец, всегда с особым вниманием относившийся к своим коллекциям и расставлявший их с маниакальной аккуратностью, хранил фотографии в таком беспорядке. Я разложила их перед собой: какие-то фото были сделаны еще до моего рождения, на каких-то была запечатлена Лиза в детстве, на каких-то – Дэнни. Моих фотографий было совсем мало. И в этом не было ничего удивительного – младших детей обычно снимают меньше, чем первенцев. Да и наверняка к тому времени, как родились мы с Дэнни, родители подустали. Лизе было одиннадцать, когда Дэнни появился на свет. Я родилась еще позже. Может быть, нас и вообще не планировали, а появились мы только потому, что мама не пользовалась противозачаточными средствами – ведь она была католичкой.
В детстве Лиза с Дэнни очень походили друг на друга – оба светловолосые и голубоглазые, у обоих удлиненный овал лица. А вот я была совершенно другой – темноглазая, с небольшой копной тоже темных волос, с круглым лицом и носом-пуговкой, который, к счастью, таким и остался.
Здесь были фотографии Лизы не то в пять, не то в шесть лет. На них она в розовом платье и с маленькой скрипочкой. Широко улыбается, обнажая ровные, еще молочные зубы-жемчужины. «Что же случилось? – размышляла я о сестре. – Как эта счастливая маленькая девочка превратилась в грустного подростка, который решился покончить с собой?»
Там же, в коробке, я обнаружила две старые видеокассеты, на одной из которых была надпись: «Лиза, апрель 1980», а на другой: «Римский музыкальный фестиваль, июнь 1987». Мое сердце радостно забилось от предвкушения: я смогу не только увидеть сестру, но и услышать! Единственное препятствие – то, что в доме не было видеомагнитофона, если они вообще хоть где-то остались.
Я положила кассеты на ночной столик и продолжила рыться в коробке. Мне попалась фотография юной Лизы, где она была с мальчиком примерно ее возраста – оба улыбаются, и у каждого в руках скрипка, прижатая подбородком. На обратной стороне подпись: «Лиза и Мэтти, 1985». Сестре тогда было около тринадцати. Я не знала этого Мэтти, но он был довольно симпатичным кудрявым мальчишкой с темно-карими глазами. Потом я нашла еще один их снимок, где им было лет по шестнадцать. Они стояли спина к спине, у Лизы на шее овальный медальон, а ее светлые волосы касаются темных кудрей Мэтти. Его улыбка была вполне искренней, а вот Лиза улыбалась напряженно. Но возможно, я придавала слишком большое значение мелким деталям. В конце концов, это было всего лишь мгновение, застывшее во времени.
На одной из фотографий я узнала Дженни. Тогда ее темные волосы были длинными, и она стояла, прижавшись к моей маме. Рядом с ней была девочка года на два старше Лизы и немного повыше ее. Видимо, та самая Кристин, которая будет помогать мне с распродажей вещей. Все выглядели такими счастливыми на этом снимке – и моя мама тоже! Непривычно было видеть ее расслабленной и ничем не обремененной. Но тогда она еще не потеряла свою дочь.
