К часу дня у Андрея появилось ощущение, что Николаевский зал заполнен до отказа. Конечно, на самом деле это было не так. Иллюзия создавалась непрерывным неспешным движением гостей по залу и постоянно возникающими временными компаниями собеседников.
В толпе ловко сновали официанты с подносами, на которых плотными когортами стояли тонконогие фужеры с янтарным шампанским.
— Французское? — поинтересовался Голицын у одного.
— Что вы, сударь, исключительно «Абрау-Дюрсо»! Брют-с!..
Андрей с удовольствием пригубил ароматно-колкий напиток. «А молодец все-таки дядя!» — подумал он, вспомнив, что именно Лев Сергеевич, двоюродный брат его отца, настоял на открытии пятнадцать лет назад в Абрау-Дюрсо завода игристых вин, быстро приобретших популярность и получивших прозвище «русское шампанское».
Но служба превыше всего! Андрей вернул почти полный бокал на поднос другому официанту и двинулся по часовой стрелке вокруг зала, незаметно и в то же время внимательно разглядывая приглашенных на торжество.
Обычно на балы в Большом Николаевском зале приглашалось до пяти тысяч человек. На сей раз гостей было поменьше, и светлые платья немногих дам терялись среди фраков и мундиров с золотым шитьем. Террористом вполне могла оказаться и дама. Голицын знал, что гости проходят строгий отбор, но знал он также, на что способны английские разведчицы. Утешало лишь то, что среди дам большинство были пожилыми — почтенные генеральские и чиновничьи супруги, а также аристократки, знатные интриганки, считавшие долгом вмешиваться во все, что затевалось в министерствах и ведомствах. Многих Голицын знал в лицо.
А вот господа из дипломатического корпуса ему особого доверия не внушали. Штатные сотрудники великобританского, французского, испанского посольств, конечно, были капитану известны. А вот взять, к примеру, бразильское — все эти оливково-смуглые усатые господа на одно лицо, и поди, распознай, кто они на самом деле…
За физиогномику Голицын еще в академии имел высший балл, и полученные там знания о склонностях человека определенного типа личности к тем или иным социально значимым действиям не раз помогали капитану вычислять в разношерстной толпе боевиков-террористов и их пособников. А книга господина Сикорского «Всеобщая психология с физиогномикой в иллюстрированном изложении»[8]до сих пор лежала на рабочем столе в кабинете на Шестой линии. Голицын свято верил, что «…распознавание душевных свойств по чертам лица, по движению рук и по другим телодвижениям есть неоспоримое преимущество по ситуации не только для врача, но равно и других достойных служителей общества…»
И сейчас Андрей неторопливо «просматривал» приглашенных на предмет возможного антисоциального поведения. Но большинство лиц имели либо надменно-торжественное, либо восторженно-озабоченное выражение, движения — либо нарочито неторопливые, либо суетливые, и — ни одного злобного или хотя бы мрачного взгляда.
Дамы словно поделились на два лагеря. Одни, чрезмерно взволнованные приглашением в Зимний, держались, словно аршин проглотили. Другие всем видом показывали: они здесь чувствуют себя, как дома, и составляли веселые щебечущие кружки, придавая событию, хотя бы отчасти, радостное оживление. Проходя мимо таких кружков, Голицын слышал одно и то же: «…сам князь Юсупов!., сам светлейший князь Меншиков!.. ах, Ее Величество!., ах, наследник-цесаревич!..»
«А ведь так не бывает! — убежденно подумал Голицын. — Недовольные есть всегда. Хотя бы завистники…» Поэтому он терпеливо продолжил свой обход, и где-то на середине пересекся с проделывавшим подобный маршрут в обратном направлении Нарсежаком. Они обменялись условным жестом — «все спокойно» — и разошлись.
В Федоре капитан не сомневался — этот хоть черта в рясе распознает. Он был опытный разведчик, и если бы почуял неладное, не стал бы бегать к начальству за приказаниями. Однако пока все было действительно спокойно.
Сразу после двух часов пополудни в зале появился подполковник Вяземский, одетый в парадный мундир Министерства внутренних дел. Голицын поздоровался с ним, оба пригубили шампанского, и Андрей кратко доложил обстановку. Борис Леонидович выслушал внимательно, улыбнулся ободряюще, но Голицын видел, что он сильно озабочен.
— Очень тебя прошу, Андрей, будь начеку! Чует сердце: гадость какая-то вот-вот свершится, — проговорил Вяземский, как бы подтверждая ощущения капитана. — Беда уже в зале!..
— Все будет в порядке, Борис Леонидович, — как мог спокойнее и уверенней ответил Голицын. — Наших сил вполне достаточно, чтобы предотвратить…
— Достаточно, если знаешь — когда, кто и как! — жестко оборвал подполковник. — А мы ни черта не знаем!
— Мы с агентом Нарсежаком постоянно фильтруем публику. Явных признаков присутствия неблагонадежных личностей не выявлено…
— Пока!
— Пока. Но мы ведь работаем… Борис.
— Извини, Андрей. Нервы. Удачи тебе… всем нам.
Вяземский быстро отошел и растворился в толпе. Голицын невольно передернул плечами, стряхивая неприятное ощущение от разговора, и с удвоенным вниманием продолжил свое нелегкое занятие — найти, засечь, выявить того самого, потенциального или, хуже, явного злодея, что мог испортить весь праздник.
«Господи, только бы не бомба!..» — то и дело возвращалась в голову гаденькая мыслишка, но Андрей решительно гнал ее прочь.
Минул еще час, и вот раздался мелодичный гонг. По залу будто прокатилась волна тишины — мгновенно стихли разговоры, шорох и цоканье каблуков по паркету, лица большинства присутствующих повернулись в одну сторону, к распахнувшимся золоченым дверям Концертного зала. Вышедшие оттуда двенадцать гвардейцев встали в две изогнутые наружу шеренги, а между ними вперед шагнул обер-церемониймейстер и возгласил:
— Божиею поспешествующею милостию, Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель; Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая. С супругой!
Обер-церемониймейстер отступил в сторону, оркестр слева от дверей грянул «Боже Царя храни!», гвардейцы взяли «на караул», и тогда из сумрака Концертного зала под яркий, хрустальный свет люстр Николаевского зала вышли они — Николай Александрович и Александра Федоровна — статный полковник и стройная, слегка располневшая женщина в темно-голубом наряде.
